Чернее, чем тени. Ксения Михайловна Спынь

она не знала, какой будет реакция, – мне кажется, у Софи есть какие-то цели… Какие-то большие, грандиозные цели. И она действительно пытается вести всех туда – туда, где, по её мнению, находится какое-то всеобщее благо, земля обетованная.

      – Неужели, – насмешливо протянул Феликс. – Наверно, это обетованная земля для неё и её ближайшего окружения? Тогда может быть. А всякий люд там нужен исключительно в качестве обслуги.

      – Нет, не то, – Лаванда помотала головой. – Нонине не похожа на человека, который преследует собственную выгоду… Только собственную выгоду, по крайней мере. Там есть что-то ещё. Нечто большее, что движет ею.

      – Может, ты даже знаешь, что?

      – Не знаю, – печально призналась Лаванда. – Может быть… Величие страны…

      Феликс громко и нарочито рассмеялся.

      – Нонине – и мысли о стране? Да. Смешно.

      – Мне кажется, она любит страну, – с усилием проговорила Лаванда, пока Феликс не переставал смеяться. – Да, страну она по-своему любит – как-то очень по-своему. Другое дело, что она совершенно не любит людей… Я бы даже сказала, терпеть их не может. И, возможно, боится.

      Феликс кивнул:

      – Отличные качества для правителя.

      – Как правитель она тот ещё подарок, конечно, – согласилась Лаванда. – Но как человека её можно попробовать понять. Мне кажется, она просто запуталась где-то… Ей видится, что она делает всё правильно, она искренне думает, что действует во благо. А на самом деле…

      Она замолчала, присматриваясь к образам, которые возникали в голове. При мысли о Софи почему-то представлялось что-то не из человеческого мира: что-то дикое, стихийное, что-то суровое и величественное, что-то опасное и несущее гибель, но в то же время прекрасное в своём одиночестве.

      – Да-да, конечно. Нонине просто ничего не знает. Ей не докладывают. А на самом деле она белая и пушистая.

      – Этого я не говорила, – возразила она. – Нонине далеко не ангел. Но у неё есть какая-то своя правда, не такая, как у нас, но для неё эта правда – единственная. Если бы можно было поговорить с ней…

      – И что? – Феликс смотрел вопросительно и немного мрачно. – Поговорить и всё объяснить – это ты имеешь в виду? И что дальше? Нонине скажет «Я запуталась, я раскаиваюсь», да?

      Лаванда вздохнула:

      – Ну не так, конечно. Но мне кажется, с ней всё же можно было бы договориться. Хотя бы попробовать.

      – Попробуй, – Феликс пожал плечами. – Наверно, можно прийти вот так в резиденцию, сказать, что у тебя есть разговор, и попросить провести к правительнице…

      – Что, правда? – заинтересовалась Лаванда.

      Феликс испуганно уставился на неё:

      – Господи, нет, конечно. И не вздумай мне тут… лишних телодвижений… Это сейчас опасно, – он покачал головой.

      Она задумчиво кивнула:

      – Я уже поняла…

      15.

      И ночь пришла к ней.

      Глубокая беззвёздная ночь – тёмная без фонарей, что остались за толстыми и надёжными стенами резиденции.

      Софи не спала.