Только через мой труп. Андрей Евгеньевич Мерзляков

с тем, кого нет на самом деле. Мои размышления прервала резкая боль в плече. Ребенок спереди будто растворился, а сзади на мне повис албанец с куском стекла в руке, острие которого без каких-либо проблем вошло в мое плечо. Чертов урод, надо было зарезать его там. Я скинул его с себя, он неряшливо повалился наземь, после этого с моей стороны последовал молниеносный удар в кадык. Противник будто чем-то подавился, начал кашлять, корчиться на земле. Я резким движением вырвал кусок стекла из плеча и воткнул его албанцу в глаз. Посмотрел на руки, которые покрылись кровью, теперь уже не только моей. До чего я докатился…

      Я проверил рану на плече. Кровь сочилась, не останавливаясь, нужно было зашивать.

      – Скоро и ты умрешь, – сказал зловещим голосом ребенок в маске скелета, появившийся в совсем другом месте. Тут же скрылся между бетонных блоков, оставшихся после пожара одноэтажного здания.

      Черт возьми, сколько можно.

      Нужно было срочно попасть к Хирургу, позаимствовать у него пару медицинских принадлежностей. Мысль о дочери добавила мне сил. Я разорвал край штанины, обмотал плечо через подмышку, затянул посильнее, тряпка сразу же пропиталась кровью, стала липкой. Когда я в темноте трогал влажное плечо, мне хотелось, чтобы это была просто дождевая вода. Но самого себя было сложно обманывать. Я шел на север, к школе. Вряд ли я там увижу жизнерадостных ребятишек, сидящих за партами, тянущих правую руку, чтобы ответить. В вырезках из газет, увешанных в моем подвале, который стал для меня штаб квартирой для разработки плана, я помню, что на особо опасных преступников надевали ошейники, детонировавшие при заходе за забор у воды. Тех, кого я встретил, были без ошейников. Можно только гадать, какими окажутся другие психи. Может они научились их снимать?

      * * * *

      – Возьми ее за руку! Ну-ка, потанцуйте! – женский голос был таким родным.

      На экране крепкий мужчина в светлых джинсах и кислотного цвета футболке кружились на солнечной лужайке с девчушкой в пятнистом платье. Девочка перехватывала руки папы, стараясь удержаться, крутясь вокруг, отчего улыбка на детском лице перешла в не останавливающийся смех.

      – Папа, я тебя люблю, будь моим принцем, – сказала девочка в камеру, которую держала мама.

      Я, сидя перед телевизором, показывающим старую запись кусочка лучшей жизни, сжал пульт от боли в груди. На видео я услышал свой смех, потом Лоран отдала камеру мне. Моя супруга схватила Софию, повалила на траву, начала щекотать дочь, а та все смеялась не останавливаясь.

      – А маму любишь? – спросила Лоран, не прекращая щекотки.

      – А мама купит мне пони? – хихикала и брыкалась София.

      На видео ей было шесть. Тогда мы только с Лоран переехали в Калифорнию, сняли дом. В тот год я вернулся с войны, которая сломала меня, насколько это было возможно. Наверное, у каждого из нас в жизни есть такое, что остается с нами навсегда. Я боялся ходить без футболки даже в самый жаркий день при дочери, потому что скрывал ожог во всю спину. Иногда среди