Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть восьмая. Нелли Шульман

выступал доктор Судаков.

      – Я здесь познакомился с покойной мадемуазель Аржан… – Авраам смотрел на обвалившиеся, обгоревшие камни, – она тоже воспитанницей доктора была. Я ее в Израиль приглашал… – Эстер не выпускала руки мужа: «Она тебе нравилась».

      – Было такое, – признал доктор Судаков, – однако сейчас я понимаю, что ничего бы не получилось, как с Региной. Надеюсь, она в безопасности, и Наримуне тоже… – с Японией, из-за войны, никакой связи не существовало. Эстер прижалась щекой к его плечу:

      – Я любила ее съемки в журналах рассматривать. После войны я куплю все журналы, которые вышли, за четыре года. И еще долго брюки носить не буду, – Эстер, отчего-то, захотелось надеть шелковое платье, и туфли, на высоких каблуках:

      – Джон меня водил танцевать, в Амстердаме, в отель «Европа». Потом в здание гестапо вселилось. Генрих в гостинице жил… – Эстер беспокоилась за дорогого друга, но, до встречи с Джоном, узнать о судьбе берлинской группы не представлялось возможным.

      – Платье и туфли, здесь взять негде… – они с Авраамом стояли на расчищенной площадке, перед баррикадой, перегораживающей Сенаторскую улицу.

      В штабе восстания, на Банковской площади, им выдали направление на склад. Эстер, с удовольствием, сбросила форму вермахта, хотя многие солдаты Армии Крайовой, ходили именно в ней, повязывая на рукав мундира красно-белую ленту:

      – Все равно, не могу… – призналась Эстер мужу, – противно в руки брать немецкие тряпки… – на складе они получили старую польскую форму, времен начала войны, цвета хаки. Эстер застегивала пуговицы рубашки:

      – Аарон покойный говорил, что у вас в Израиле, то есть у нас… – женщина улыбнулась, – и кафе есть, и танцы завели… – Авраам, наклонившись, коснулся губами светлых прядей, на ее затылке:

      – Завели. Я, между прочим, неплохо танцую… – он вспомнил стук каблуков Розы по деревянному полу кафе, в Тель-Авиве, сладкий, пряный запах волос, соленый ветер, с моря, – когда мы окажемся дома, я тебя, непременно, поведу куда-нибудь… – на складе их снабдили запиской, в подвальные казармы Армии. Сержант, заведующий, заметил:

      – Вам найдут закуток. Если хотите… – он указал на рукописную афишку, – то сегодня пан Фогг устраивает вечер танго, в кафе на Сенаторской улице… – Эстер подняла бровь: «В кафе?»

      – У нас и кино показывают, – обиженно отозвался поляк, – довоенное… – кафе оказалось площадкой, под открытым, вечерним небом. Сенаторская была совсем рядом с Банковской площадью. Повстанцы надежно удерживали район, беспокоиться об атаке немцев было незачем:

      – Сходим, и вернемся в штаб, – сказала Эстер мужу, – к тому времени и Джон подтянется, и генерал Бор освободится… – она оставила начальнику штаба армии отчет, о последних боях отряда:

      – Блау не полезет на рожон, – Эстер, задумчиво, погрызла ручку, – я ему приказала не ввязываться в стычки с русскими. Пусть сидит тихо, ждет нашего возвращения… – они с начальником