Сто страниц бреда. Повести. Рассказы. Эдуард Вячеславович Севостьянов

стелили свет им под ноги. Они шли босиком по теплому еще асфальту, как вдруг ночь крикнула зовом темноты: «Золь!» Потом еще раз: «Зо-о-оль!»

      Он остановился и впервые за многие часы вспомнил свое боевое имя. Вспомнил ночные драки. Кольца света и кольца из автомобилей. Вспомнил боль выбитых пальцев и рассеченных губ. Вспомнил слова своего первого учителя – отца: «Никогда не применяй своей силы против человека, которого ты не знаешь. Сила в голове, а не в кулаке или ноге. Не дерись за деньги – это не лучший способ заработать деньги, хотя для тебя, возможно, самый легкий, ты не…» И многое другое. Вспомнил о том, что рядом с ним та, которую он Любит, и понял, что ему плевать на бои, и что он хочет счастья для нее.

      – Боя не будет! – крикнул он. – Я больше не дерусь.

      И это были первые слова, произнесенные при ней.

      Темнота смеялась, смеялось эхо домов, смеялось звездное небо, лишь только троллейбусные провода упорно молчали, и фонарям было все до фонаря.

      Потом из темноты вынырнули двое и стали медленно подходить, крутя цепями в своих могучих руках.

      Он стоял и не защищался, когда его настиг первый удар. Он даже не вздрогнул, но второй удар чуть задел по платью его девушки – и куда что подевалось? Куда исчезли эти молодчики? Куда делись цепи? До сих пор загадка для темной ночи и вечных звезд…

      – Ты будешь пить чай? Эй, ты меня слышишь? – сквозь железобетон воспоминаний рвалась бабушка.

      Только теперь он заметил, что лежит на диване в дедовом халате, а часы сдвинули свою большую стрелку ровно на круг.

      – А я смотрю, лежишь, вроде думаешь о чем-то, и не думала, что спишь. Ну, так ты чай пить будешь? Я варенье твое любимое достала…

      – Да, спасибо, баб. Я сейчас, только умоюсь.

      Он зашел в ванную, включил кран, ополоснул лицо холодной водой, но сон не проходил, а усталость наваливалась и уже казалась непреодолимой…

      …Она заговорила после этой ночи. Сначала несмело, а потом все лучше и лучше. Но через неделю она вдруг опять замолчала. И вот письмо: «…мне стыдно, я не знаю, что мне делать. Такое ощущение, что комната кричит мне: „Ты спишь с ним!!!“ Каждая стена кричит на свой лад. А порой мне кажется, что твои глаза выколоты, и они глядят на меня со стен. Наверное, я схожу с ума…» И еще многое такое же, как открытая рана, посыпанная солью. Кто-то сказал, и теперь все. Ком, летящий с вершины гор, вызывает камнепад. И судя по письму, она теперь в гробнице этого камнепада.

      Он пришел к ней, готовый биться за нее, за Мир, который она создала силой глаз.

      – Люди завидуют счастливым и красивым. А мы именно такие, у нас больше счастья и удача – наша сестра. Нам легче, потому что мы от Создания Мира – одно. Любовь связала нас. Любовь лишь сможет разорвать это единое. Ты веришь мне? – так говорил он, говорил второй раз при ней, говорил, чтобы спасти Мир.

      – Нет. Я не хочу так дальше. Ты жил до меня своей жизнью, живи и теперь. Но почему? Почему? Почему нельзя быть счастливой?

      – Потому, что нужно хотя бы хотеть