Листва. Журнал-студия «Вологда». Дарья Сергеевна Михеева

и попал в толпу, которая продолжала молиться. Но когда смотритель взглянул на другой конец площади, то понял, что сделал свое дело. Экран был пустым. По инерции люди продолжали кланяться и креститься, но через несколько мгновений они один за другим замерли в недоумении.

      В здании что-то пришло в движение. Полицейские потянулись к рациям.

      2015

      Анна Политова. Белый журавлик

      Часть 1. Супер-день и супер-вечер

      Над маленьким лесным поселком Ольховка медленно сгущались весенние сумерки. Кое-где на улицах зажглись первые фонари, разбавляя подступающую темноту вялым и мутным светом. Снег уже везде сошел. После него осталась лишь грязная жижа, обильно затопившая все улицы в поселке. Исключением была лишь центральная, вымощенная бетонными плитами. Она носила название Железнодорожной, так как вдоль нее, всего в паре десятков метров, проходила железная дорога, делившая поселок на две большие части.

      Олька шла по бетонке, шустро перебирая кроссовками. В ушах – музыка из наушников, в кудрявых каштановых волосах – бойкий, весенний ветер. Длинные ножки-палочки в светлых джинсах особенно подчеркивали хрупкость ее девичьей фигурки. Руки Олька прятала в карманах синей болоньевой курточки, не забывая при этом прижимать к себе школьную сумку. Вдалеке показались огоньки подходящего поезда. «Воркутинский», – с грустью подумала Оля, расстроенно шмыгнув курносым, веснушчатым носом. Ее кругленькое, обычно смешливое лицо как-то сразу вытянулось и поникло, растеряв свой природный, нежно-розовый румянец. «Значит уже десять, и я опять опоздала. Этот, наверно, уже пришел с работы, орать будет», – Олька недовольно сверкнула своими по-кошачьи зелеными глазищами и прибавила шаг. Ей надо было быстрее в конец Железнодорожной, где вокзал, а за ним – те самые деревянные покосившиеся «шестерки». В одной из них Оля и жила вместе с матерью и отцом.

      Наверно, только эта старая «шестерка» и объединяла их маленькую семью. Мать с отцом терпеть друг друга не могли. Наверно, даже ненавидели. Мать работала билетным кассиром на вокзале и не гнушалась случайными заработками: кому воды натаскает, кому грядки вскопает и дров наколет. Любой работе рада была. А отец все пропивал. До копейки. Мать ходила, просила за него, коньяк дорогой уносила, так его и взяли в поселковую пожарную часть. Люди говорили: «Алкаша?! В пожарку?! Да как так можно-то?!» Хоть там только такие и работали. Что уж говорить, пили в Ольховке сильно и все – от мала до велика. Вбежав на крыльцо своего дома, Олька осторожно приоткрыла старую, рассохшуюся входную дверь. Та предательски скрипнула. «Вот облом, по-любому спалилась, сейчас начнется…» – Оля со страху зажмурила глаза. В коридор, качаясь из стороны в сторону, вышел лысый, худой мужик средних лет в полосатой майке-морячке и спортивках с сильно вытянутыми коленками. От него несло перегаром и куревом. – Опять шлялась где-то допоздна со своим ушастым? – прохрипел он, опершись боком на стенку коридора, и пристально