Когда листья станут желтыми. Алексей Прокофьев

дыма. В воздухе витала радость.

      Сегодня музыкант играл особенно вдохновенно, вновь проживая бурю.

      И тут, в замедленном ритме он увидел ее. На улице, за окном, в темноте. А может, показалось? Всего один миг. Там, за окном, промелькнула, проплыла белокурая девочка… И исчезла. Наверное, показалось. Что за наваждение!.. Он стремительно бросился к дверям, навалившаяся ночь ослепила. Прислушиваясь, вглядываясь в проступающие очертания, он неуверенно обошел бар и вновь влился в яркое веселье.

      Музыкант сел на свое место у стойки и долго смотрел куда-то в сторону.

      – Такая красивая. – И вспомнив принятое решение, вспомнив шторм, одна мысль, простая и в то же время нелепая, ошеломила: это Она. Она пришла за ним. И на самом деле его решение – не его. Кто-то в его голове твердил: «Да нет же. Ведь обычно Ее представляют… а тут девочка».

      Игра не ладилась, он не слышал собственную музыку, саксофон был как чужой. Он думал только о Ней, и в глазах непреклонно стоял Ее образ – грациозная фигурка, светлые, на фоне темной улицы, волосы и легкое летнее платье голубого цвета.

      Он быстро закончил, подошел к стойке и, улучив момент, когда Панчо остался один, сказал:

      – Ты думал когда-нибудь о смерти?

      Они отвлеклись от душного бара и под нескончаемый гул вентиляторов, гоняющих тоску и радость людей по кругу, погрузились в странный философский диалог.

      – И все же я думаю – она ангел. И приходит только для того, чтобы избавить нас от этой суеты, – сказал Панчо, подчеркнув последние слова обводящим бар жестом.

      Ему снилась тьма. Густая, вязкая, такая, что, кажется, дотронься рукой – и на пальцах останется липкое, маслянистое. Но в ней было нечто столь прекрасное, что он куда-то падал, отражаясь в этой Красоте.

      – Ты бы мог остаться со мной, ничего не спрашивая?

      Слияние их глаз продолжалось, слияние в одно целое, нераздельное, оно приносило легкость. Легкость семечка одуванчика, летящего в зное июльского солнца в горизонт бесконечности.

      – Истинная любовь не принимает сомнений, – негромко обронила она. – И ты можешь прыгнуть в этот бурный поток и плыть в нем, не зная, да и не задумываясь, куда он выбросит тебя, в конце концов, либо остаться на берегу, наблюдая за ним со стороны.

      Они шли по берегу, держась за руки, и сейчас он совсем не боялся ее. От ее прикосновения разливалось тепло, ему было хорошо от того, что она рядом. Он рассказывал про свое довлеющее одиночество. О том, как страшно ему иногда быть наедине с собою, вглядываясь в свою душу в замерших частицах времени.

      В ее глазах цвета прозрачного утреннего моря проявилась печаль.

      – Сейчас ты расскажешь все, что скрывает твоя темнота. Перестань заботиться о том, чтобы понравиться мне. Это ни к чему.

      Музыкант не заметил, как закончился берег, и они вступили на волнующую гладь воды. И подумал он что, может быть, все уже случилось, но если это так – он ни о чем не жалеет. И если это действительно так – значит, я скоро увижу ее, ведь она где-то там.

      На