Ритуал. Адам Нэвилл

закончить предложение. Любые вопросы сейчас казались нелепыми. Откуда им знать, что они значат и почему они здесь?

      Хатч двинулся вперед. Люк вздрагивал от каждого его шага, будто в любую секунду могло произойти нечто страшное. Под ногами Хатча хрустели кости. Подняв фонарик чуть выше, Хатч навел его на торс и морду торчавшей из коробки твари. – Если оно пошевелится, у меня сердце не выдержит.

      – Козел?

      – Похоже.

      – Боже.

      – Как раз наоборот.

      – Не понимаю.

      – А кто понимает? Здесь был какой-то храм. Для жертвоприношений. А это, похоже, Козел Мендеса.

      – Чего-чего?

      – Это чучело. Тут, сзади, – Хатч наклонился вперед, и Люк затаил дыхание, – уже мыши поработали.

      Люк покачал головой.

      – Что мы делаем?

      – Безумие какое-то, – сказал Хатч сам себе. – Только представь, какими чокнутыми были эти ублюдки.

      Люк не понимал, что Хатч имеет в виду.

      – Эти маленькие руки – человеческие. Мумифицированные. Они пришиты. – Хатч повернулся к Люку. В свете фонарика Люка глаза Хатча светились. – Сумасшедшие извращенцы. Кресты на стенах внизу и гребаный козел на чердаке. Пришитые руки какого-то мертвеца. Нагромождение аллюзий. Это безумие. Шведское безумие. А все из-за темноты и длинных ночей. Они любого сведут с ума.

      Люк повернулся.

      – Пошли вниз.

      – Фил был прав. Это кровать.

      – Не пудри мозги.

      Хатч покачал головой.

      – Я видел такие в музее жилищного строительства в Скансене. В свой первый приезд. А еще в Норвегии. Раньше эти маленькие деревянные кровати встраивали в комнаты, потом заполняли сеном. Днем накрывали крышкой и превращали в скамейку. Люди в то время, похоже, были маленького роста.

      – Кто хотел бы полежать в такой?

      – Этот парень, – ухмыльнулся Хатч и посветил фонариком прямо в злобную морду козла.

      – Хатч! – позвал Дом снизу. – Хатч!

      Хатч кивнул в сторону лестницы.

      – Давай. Двигаем отсюда.

      Люк боролся с искушением преодолеть всю лестницу в два прыжка.

      Позади него вспышка фотоаппарата Хатча осветила чердак.

11

      – Не выдумывай, – сказал Дом. После употребления львиной доли «Джека Дэниелса» язык у него заплетался. Они хлебали из пластиковых кружек, съев половину оставшейся еды: последние четыре банки колбасы с фасолью, а до этого первое блюдо – порошковый куриный суп с лапшой. Трапезу каждый закончил двумя глазированными батончиками из овсяных хлопьев. Но этого было недостаточно. Проглотив суп, набив животы горячей фасолью и даже вылизав дочиста миски, чего раньше никто не делал, они остались голодными. Это был самый трудный день, хотя пройдено было меньшее расстояние, чем накануне.

      Голые ступни Фила блестели от антисептика. Дом подставил под ногу с распухшим коленом рюкзак Хатча. Боль медленно пульсировала в уставших мышцах, легкие горели от одышки. Стоило развернуть спальные мешки, как