Дмитрий Балашов. На плахе. Николай Коняев

энтузиазмом исследователя народной культуры, убеждать, насколько важно сберечь старинные обряды и зафиксировать старинный фольклор».

      А летом следующего года датируется его экспедиция на Терское побережье Белого моря, которую смело можно назвать переломной в жизни Дмитрия Михайловича.

9

      Тогда в поморские деревни Умба, Оленица, Кошкаранцы, Варзуга, Чапома шли пешком через тундру или плыли на лодке.

      «Море укачивает и потому чуть-чуть кружится голова. Солнце встает, и ветер свежеет с зарей. Сменяются вахты, и очередной матрос уступает мне свою койку. Если выйти на палубу, увидишь, как по-прежнему слева и справа тянется час за часом гористый монотонный берег (желтое – песок, зеленое – лес, фиолетовое – камень), справа становящийся все ниже, все туманнее. Когда он совсем скроется из вида, это будет значить, что кончилась Кандалакшская губа. Там обещают настоящую качку.

      Жарко, а ветерок и о-полдень тянет холодом – Белое море. Оно правда Белое, в бессолнечный день или вечером, если глядеть с берега – сизо серебряное, смешанное с таким же серебристо-белым, в тонких прядях облаков, неописуемо чистым и древним небом. Прибрежные камни тогда словно не лежат, а висят в этой неотличимой, тающей – не то вода, не то уже небо – белизне.

      Когда подходим к берегу, видно, что лес редок. Сквозь него, как сквозь редкие волосы, проглядывает каменное лицо земли. Небольшие домики, кажется, стоят на камнях. Солнце дробиться на мокрых валунах, посверкивает на мелкой волне»…

      Так и добрались до Терского берега, ставшего родным Дмитрию Михайловичу, до этого крохотного островка, съедаемого половодьем современной цивилизации…

      Кажется, в самую сокровенную глубину народной души погружался здесь человек.

      «И все-таки, давайте, прислушаемся, вот так, как сейчас, когда не тарахтит мотор, и тихо плещет вода за бортом, пахнет морем и лесом… Прислушаемся не к этой наступившей первозданной тишине летнего северного утра (четыре часа, все еще спят, а солнце почти в зените) прислушаемся к себе»[52].

      Рядом была граница, и посторонние люди здесь появлялись редко.

      «На севере – тундра, на юге – Белое море… Между – цепочка деревень, где, начиная от Умбы и дальше, я побывал, – вспоминал Д.М. Балашов. – Тогда еще Кольский полуостров был закрытой зоной. Иду я как-то по берегу, и на рыболовецкой тоне меня встречают, здороваются, зазывают к себе. Расспрашивают, я рассказываю, кто я и откуда. Угощают ухой, жареной семгой. Накормили, проводили. И только уже уходя, я понял, что они меня и проверяли. Но делали это очень тактично, чтобы не обидеть человека, чтобы он даже этого не заметил… Такие вещи очень трогательны и привлекают к себе».

      В экспедиции 1961 года, в Варзуге Дмитрий Михайлович Балашов и встретился со Станиславом Александровичем Панкратовым, работавшим тогда в мурманской молодежной газете «Комсомолец Заполярья».

      Воспоминания Станислава Александровича интересны тем, что построены они на живых записях, сделанных

52

ГАНПИНО Ф. 8107, о. 1, д. 454, л. 8–9.