Куда приводят книги…. Сергей Сергеевич Ковтуненко

ульт, которым он только что выключил занудливого зазнайку, к краю дивана и попытался встать. С первого раза не вышло, было тяжело. Пришлось сесть. Глаза сразу же встретились с иконками, что стояли прямо на телевизоре. На скорую руку перекрестился, ведь нужно торопиться в госпиталь.

      Уже на пороге его встретила знакомая медсестра и сделала комплимент старику по поводу его внешности, а тот ответил, что от неё приятно пахнет. Геннадий не любил эти формальности, но не ответить лестью он не мог. Позже ему сообщат о том, что курить в молодости не стоило и что рак на последней стадии вылечить не реально, а пока он направлялся с жизнерадостным настроем к кабинету своего старого друга, а по совместительству и врача, Михаила Павловича.

      – Михал Палыч, ну что там, как? ‑ стандартный вопрос прозвучал из уст Геннадия.

      – Ну, ты сам же знаешь, что у тебя рак. Это последняя стадия, Гена, о чём ты думаешь? Думал. Сейчас-то думать нечего, поздно думать, Гена!

      Геннадий лишь обречённо вздохнул, но не раскаиваясь, а лишь подтверждая, что своей порядочной жизнью он заслужил жизнь лучшую на небесах.

      – О чём ты думаешь вообще? Нет, хотя тебе завидую с одной стороны, а с другой ‑ мне тебя жаль. Как ты дожил-то так? Шестьдесят восемь лет ‑ ни жены, ни детей. Каждый день одно и то же…

      – Палыыыыыч, это я духовной жизнью занят. Помолись утром, и день лучше будет. Так, кажись,и зачтётся нам там, после смерти. ‑ Геннадий указал пальцем в потолок, но Палычу было всё равно.

      Михал Палыч скептично относился ко всем этим рассказам про бога, про ад и рай. Сам, конечно же, верующий…

      – Олегыч, ты пойми, я и сам человек верующий, но не до такой же степени. Нужно меру знать.

      – Да ты очнись, какую меру? Бог один, он нам нормы и назначает. Так ещё мой отец говорил.

      – Да твой отец хотя бы этим серьезно занимался, а ты ничем не занимаешься, а в грудь бьешь и говоришь, мол, я такой крутой, а вы все говно ничтожное, с семьями и проблемами.

      – Знаешь, Палыч, пойду я помирать. Ты тут не скучай. ‑ Геннадий быстро встал и отшутившись направился в сторону двери.

      Знал бы тогда Олегыч, что шутки-то со смертью плохи. Да и грешно это всё же.

      Глава 2. Смерть.

      Олегыч направлялся по полупустой улице и одновременно ворчал на палящее солнце.

      – Дайте, пожалуйста, чего-нибудь от этого проклятого демона. ‑ обратился Геннадий к мороженщику, указывая на солнце.

      Заплатив тридцать рублей, он пошёл дальше, рассуждая о том, как можно было бы ещё оправдать свою жизнь.

      – Нет, ну пятьдесят лет проработал на заводе. Сам Сталин грамоту подписал, прислал. В Крым ездил с… один. Медаль ветерана труда есть. Нет, ну столько сделал, а он говорит, что ничего к моим годам нет. Я-то проработал на хорошем заводе, а он завидует сидит в своей больнице, получая копейки. Ну тогда понятно. Бедная душа. Грешная душа, ведь зависть ‑ грех.

      Итак, что я ещё сделал? Ну, статью о вреде токсинов заводских написал. В газете два раза аж печатали. ‑ не выходя из раздумий, Геннадий взял какую-то листовку ‑ не пью, никому жить не мешаю.

      Хороший я человек всё-таки. ‑ взгляд упал на листовку.

      «От выбора сегодня зависит наше завтра».

      – Опять политика, что ли? Сталина на них нет.

      Геннадий уже было развернулся, что бы это повторить, но уже громче, но пелена заслала глаза, а сам он грохнулся на асфальт.

      Глава 3. Дорога дальняя.

      Геннадий очнулся на дороге в какой-то пустыне. «Что случилось? Это не похоже на рай.»

      – А это и не рай вовсе. ‑ пробасил голос из неоткуда.

      – Кто здесь? А я где? Что я тут делаю? ‑ растерянно спрашивал старик.

      – Ты перед богом. Один. Представь, что это суд.

      Геннадий быстро поднялся, отряхнулся и был готов принимать пропуск в рай, только где здесь ворота?

      – В рай хочешь, Гена? ‑ спросил голос из неоткуда?

      – Хочу, конечно.

      – А за какие такие заслуги ты хочешь в рай-то?

      – Нууу, как… я честно трудился пятьдесят лет на заводе. Сталин сам грамоту подписывал.

      – Это тот грузин, который моих святых перестрелял в советское время?

      Честно сказать, Геннадий подробностей не знал. Его не волновала политика.

      – Где мы?

      – Мы? Ты тут один, если ты ещё не заметил. Это дорога. Она для таких отчуждённых и потерянных, как и ты.

      – Ничего не понимаю. Что, я не так жил как-то?

      – А ты жил? Ты любил когда-нибудь? Господь нас всех учит любви. А ты помогал когда-нибудь просто так, а не для того, чтобы в рай попасть?

      – Ну подождите, подождите. ‑ Геннадий сел на асфальт и начал потирать виски. Впервые в жизни он засомневался в происходящем, но боялся, что это явь, и не стал упускать возможности поговорить с богом. ‑ Так а что мне делать-то?

      – Отправляйся в путь. Ты должен выбрать тот пункт, на котором ты оступился.

      Спустя