Убить Бобрыкина. История одного убийства. Александра Николаенко

насильники, своекорысти! Сестры Лия и Рахиль – блудницы, как эта тварь твоя, и слушали его, и ели с ним хлеба, и называл их «Соль земли». И только Фарисеи, Саша, ропотали, как ты блажили, и не слушали его, как ты не слышишь мать… Порог переступи, сказала! Ну? Нечистый влезет! – и Шишин поскорей переступал порог, обитый изоляционной лентой, с корочкой отодранных газет и тополиной пыли. – И говорили, и роптали: «Он принимает грешников, и вместе с ними угощает нас, и сам их пищи ест…» – бубнила мать, ссыпая соль в тряпичку из кулька, завязывала в узелок и прятала в карман пиджачный, «на память, Саша, не забыть урок. Смотри не потеряй!», крестила спину: «Господи храни» – и в голове вертелось «ближе к нему», и Шишин все уроки потрошил мешок в кармане, на пальце указательном облизывая соль. И хлебную солил горбушку, мякиш, и соли в Танину ладошку высыпал.

      Бродили тени по ступеням, глухо, сонно выл ветер в мусорной трубе, и молчаливые тома на полках жались, в два ряда, Карл Энгельс, Фридрих Маркс, «или наоборот?» – подумал он, Иосиф Сталин, «Родная речь» за пятый класс, «Айвенго», «Книга о вкусной и здоровой пище» СССР 1952, где все картинки можно взглядом есть. Салат «Весна», «Форшмак», «Миноги».

      – Миноги это что?

      – «Готовые миноги нарезать поперек, кусками длинной 4 сантиметра, сложить в салатник…» – хмурясь, прочитала Таня, – я не знаю…

      – Вкусные наверно…

      – А то! А это – чур мое!

      – А я вот это…

      – Ого! Паштетик из печенки!

      – О! «Поросенок заливной»! Ням-ням!!!

      – «Хрен с уксусом» у-й-я! Какая гадость!

      – А корнишон?..

      – А у меня стерлядь!

      – Дичь… Я дичь! Ты тоже дичь! Татьяна Николавна дичь несет! Подайте дичь! Ха-ха! Ух, ты… ого…

      А на блокноте Тани из союзпечати, с серыми листами был переводной котенок, в нем написала Таня: «Ты гулять пойдешь сегодня»? Он писал: «пойду».

      А в центре актового зала стопкой маты, вдоль стены канаты, а в рекреации на третьем пальма, с кнопками в стволе, и надписью на кадке «ШБ-164». А возле вешалок из гипса Ленин, то есть гипсовая голова его, с которой, если нету ведьмы бабы Гали, много гипса, сколько хочешь! ногтями можно сколупать. А можно звездочкой царапать парту «ТАНЯ», и дома тоже «Таня», «Таня», «Таня»… и получить от матери за это по ушам.

      Цветы не вянут, зимы жарки, и можно заблудиться в белом яблочном саду, и золотом лучи сквозь доски голубятни старой щекочут нос, и тени исчезают в полдень, тени веток, трав, и тени лет.

      «Ты помнишь, Сашка, мы всему смеялись? нам только палец покажи, и все! – Писала Таня, – как пес идет, как грач скакать, какой у Анны Капитонны «капитон» на заде, ворона дура кар, да кар! Как тетя Тося с Тетей Дусей за субсидией идут. «Субсидия» – смешно… «Вам только палец покажи»! – мать говорит твоя, а только из подъезда выйдем – палец покажу тебе, и оба хохотать. Нет, правда, ты попробуй, удержись! Серьезно, Сашка! Я серьезно! животик надорвешь, вот до чего серьезно все смешно, «Черт за уши щекочет!» – скажет мать твоя, – а нам смешно и это. Смешно, хоть удавись.

      Разбитые коленки, от зверобоя зыкинские синяки… никак