Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917. Гилберт Честертон

мы должны ответить: «Да, в этом и состоит превосходство России». Их учреждения – часть их истории, как реликвии или древности. В них действительно используется насилие, но тут надо уточнить – оно выходит из употребления. Если у них и есть какие-то дремучие приспособления для устрашения и пыток, то они рано или поздно рассыплются от ржавчины, как старые доспехи.

      Но в случае с прусской тиранией – если это тирания, то уж точно не устаревшая. Это тирания на старте; как сказал бы конферансье: «Итак, мы начинаем!» Пруссия – это процветающий завод, новый до последнего винтика, огромная мастерская с колесами и приводами новейших и изысканнейших форм, при помощи которых они хотят ввергнуть Европу во мрак реакции… infandum renovare dolorem[28].

      И если мы хотим убедиться в истинности сказанного, это можно сделать тем же методом, которым мы пользовались в случае с Россией: даже если ее раса или религия иногда делали русских завоевателями и угнетателями, точно так же они могли быть освободителями и безупречными рыцарями. То же самое и с русскими учреждениями – если они столь отсталы, то они честно показывают и зло, и добро, какие только можно найти в старомодных вещах. В их полицейской системе присутствует неравенство, что противоречит нашим представлениям о законе. Но в их общинах есть равенство куда более древнее, чем сам закон. Если они и секут друг друга, как варвары, то и называют они друг друга христианскими именами, как дети. Даже в худшем они сохранили лучшее, что было в грубых обществах. Более того, в лучшем они просто хороши, как хорошие дети или хорошие монахини.

      Но в Пруссии все лучшее, чего добились цивилизованные инженеры, поставлено на службу всему худшему, что только есть в варварских умах. И снова в Пруссии не найти случайных достоинств, счастливых спасений или поздних раскаяний, которые составляют лоскутную славу России. Здесь, в Пруссии, все обострено и нацелено на решение задачи, а задача эта, если слова и дела хоть что-то значат, заключается в уничтожении свободы во всем мире.

      IV. Уход в безумие

      Рассматривая прусскую точку зрения, мы должны обратить внимание на то, что кажется в ней скорее умственным ограничением: на некое подобие узла в мозгу. По отношению к проблемам роста численности славян, или английской колонизации, или перевооружения французских армий, она демонстрирует странную философскую обиду. В каждом из случаев она равносильна фразе: «Неверно, что вы должны быть выше меня, потому что на самом деле я выше вас». Глашатаи подобного мировоззрения, похоже, обладают любопытным новообразованием в мозгу, где эти противоречия увязываются в одном и том же абзаце, а иногда и в одном и том же предложении.

      Я уже упоминал знаменитое предписание германского императора немецким солдатам – стать гуннами, дабы пресечь опасность гуннства. Куда сильнее пример его недавнего приказа войскам, задействованным в операциях в Северной Франции. Как известно, он начинается словами: «По моему королевскому и императорскому приказу

28

Ужасно воскрешать боль (лат).