Когда люди лают – собаки улыбаются. Лара Март

Это было необъяснимо – зажженная свеча никак, ни малюсеньким огоньком, не соприкасалась с пучком. Все громко ахнули. «Душа отлетела», – проговорил кто-то. У меня все поплыло перед глазами…

      Приехал мой приятель Сережа из Москвы. Мы дружили лет пятнадцать, еще со времен моей жизни в Сочи. Первым он переехал в Москву, а через пару лет и я.

      – Почему мне не сказали о трагедии? Я бы поехал с тобой в Сочи на похороны, – попенял мне Сергей.

      – Мне не до того было…

      – Но Жанна-то могла позвонить, раз сама не захотела ехать!

      Я пожала плечами. Мы с Сергеем гуляли по городу. Зашли в маленькую кофейню. Всего три столика, зато в меню не меньше пятнадцати наименований кофе.

      – Вам надо попробовать и этот сорт, и этот, – официантка указывала в меню на мудреные названия с подробным описанием способа приготовления. – А эти два дают удивительный прилив энергии.

      Сергей заказал нам по пять чашечек разного, в том числе и того, энергетического, несмотря на мои протесты: куда же столько?

      – А потом, девушка, – обратился он к официантке, – когда мы обопьемся ваших кофейных энергетиков, будем летать вдоль вашего длинного проспекта. Какая у него длина, Ника? Пятнадцать километров вроде?

      Сережа всячески пытался расшевелить меня, вывести из ступора, но это было непросто. Хотя пару раз смешными рассказами он вызвал мою улыбку, да и то вымученную. Когда мы, осилив весь кофе, пошли гулять по городу, чтобы я могла показать Сереже достопримечательности, он то и дело мне говорил:

      – Знаю, ты опять хочешь кофе!

      Это значило, что мы должны найти какое-нибудь заведение с туалетом.

      Конечно, приезд Сережи, моего доброго друга, с которым мне всегда было легко, немного отвлек от бесконечно тягостного молчания и постоянной погруженности в черную пустоту.

      Все это время нам удавалось скрывать от мамы гибель внучки. Мне приходилось напрягать последние остатки воли, чтобы на ее вопрос: «Как там Поля?» отвечать: «В порядке». Или просто покидать комнату и несколько минут, уткнувшись лбом в стену, приходить в себя.

      Но вдруг мама случайно увидела газету с соболезнованием (когда-то в этом издании я начинала работать журналистом). Мне позвонил Петр Иванович, отчим: «Ника, с мамой плохо». Я примчалась, когда «скорая» увозила ее в больницу. Она была без сознания. Врач, вышедший к нам, сказал:

      – Инсульт. Готовьтесь к худшему – начинается отек мозга.

      Отчим заплакал, я продолжала стоять каменным изваянием. Потом догнала врача:

      – А может, она все-таки очнется, может, еще поправится? – заглядывала я ему в глаза.

      – Это будет медицинской сенсацией, – цинично ухмыляясь, ответил он.

      Сенсации не произошло. И – у меня не стало мамы. Теперь и мамы…

      Петр Иванович плакал не переставая. «Как я теперь без нее, как?» – спрашивал он меня. Я молчала. У меня крутился в голове вопрос: «А как я без дочки теперь?». В горе люди эгоистичны, я уже поняла.

      Мама и Петр Иванович