Москва – Маньпупунёр (флуктуации в дольнем и горним). Том 1. Бафомет вернулся в Москву. Владимир Лизичев

грусть.

      Кто она была, как её звали, почему оказалась заточенной на гигантском каменном тёмном эллипсе в этом чёрном мире, было совершенно не понятно.

      Кроме бесконечной бездны мягкой черноты, чудовищного по размерам каменного блина и девушки ничего не было, да точно не было, и от этого стало – одиноко и тоскливо. Плохо было отчего-то.

      Ощущение чуждости и неприятия человеком этого мира осталось в памяти Серова на всю жизнь и, никакие химиотерапии добрых лекарей айболитов, не смогли затем выдавить эти воспоминания.

      Много позже ему казалось, что чуть в стороне от того места и ниже, где сидела девушка, из каменной глыбы вниз на тысячи миль бесшумно срывался застывший водопад такой же чернильной чёрной воды или другой какой жидкости.

      А волосы беглянки едва-едва в одном месте искрили, но абсолютной уверенности в том, на самом деле уже не было. И ещё он знал, где-то в другом мире раньше её жёлтая кожа еле заметно, изнутри светилась.

      Тут дошли оттуда-то сбоку звуки голоса Виталия, он настойчиво и встревожено, призывал возвращаться, все закрутилось и понеслось в обратку. Опять мутило и чуть не вырвало, весь покрылся потом.

      Всё – дома, хотя, что есть дом после таких полётов. Время вернулось вспять, или в шесть.

      Время – песок, убегает меж рук,

      Мера любви, ожиданья, разлук.

      Космос и атом, шёлк и наждак,

      Судья беспощадный, тик-так,

      тик-так, тик-так, тик-так.

      Посыпались, как горох, вопросы Виталия и Тима одновременно и перебивая: – Что загадал? Где был? Что видел? и т. п. и т. д.

      Ты был в отключке с полчаса. Ну, рассказывай, не тяни кота за помидоры.

      Оба, это было написано на их лицах, измучавшись в ожиданиях, ждали его рассказа – что там за гранью неизвестного и неведомого. Тим поскольку для него это было что-то похожее на фокус-покус и опля – чудо. Виталий же, как человек, прошедший длинный путь тренировок, разочарований и редких успехов, с известной долей зависти и недоумения к юноше, которому так легко всё удалось. А он это понял точнее, увидел по мимике лица, подёргиванию мышц беспокойного тела. Ещё было ощущение чуть уловимого толчка при переходе, это встряхивание он знал по собственным опытам.

      Саша минуты четыре ошарашено молчал и приходил в себя, а потом очень коротко, без эмоций рассказал об увиденном в своём путешествии, опустил детали и вообще постепенно расстроился, будто выдал чужую тайну, тем более о женщине. Скомкал дальнейший ход визита, не допил, извинился за плохое настроение.

      Нет, чувствует он себя – «хорошо».

      И быстро собравшись, уехал домой один.

      После того случая о своих путешествиях по другим мирам он никому не рассказывал, а обсуждения в компаниях таких тем избегал. Но зато перечитал кучу литературы на эту тему, пытаясь найти информацию, понять, что тогда с ним произошло, да и было ли,