И все же…. Кристофер Хитченс

которая, сэр, означает любимое дерево Кашмира»).

      Однако главной темой становится трагедия, как в древнегреческом смысле фатума, так и гегелевском – столкновения прав. В одном месте Рушди фактически излагает краткую новейшую историю кашмирского конфликта. Но рассказывает ее не «напрямую», а перемежая с официальными отчетами Макса Офюльса, как американского посла в Нью-Дели. Это сделано с захватывающим дух мастерством, словно пентименто[81], из-под которого проступают фигуры Джона Кеннета Гэлбрейта[82] и Дэниэля Патрика Мойнихэна[83], и помогает продемонстрировать деградацию жизни и этики Кашмира. Кашмирцы были в целом миролюбивыми и не особо религиозными в течение многих поколений, но потом подверглись массированному наступлению политики «разделяй и властвуй», в которой конфессиональные различия были использованы по максимуму. На ислам по очевидным причинам упирали пакистанцы, а индийские власти нередко дергали исламские струны для изоляции светских националистов. Мы видим этот цинизм в туманящемся взоре новопроизведенного генерала Качхвахи, полномочия которого все расширяются, соответствуя прозвищу его «военного лагеря» – «Эластик-нагар», а сам он делается все неразборчивее в своих методах. Ощущается этот цинизм и в жизни селян, где на смену прежней дружбе, длившейся поколения, приходят ядовитое недоверие и сектантство. И вскоре уже вовсю орудуют скучные роботы Аль-Каиды, которых воплощает мулла, сделанный из металлолома. (Еврейские родители Офюльса погибли в Страсбурге, тщетно веруя в то, что родовая библиотека «переживет любых железных мужчин, с лязгом вторгающихся в наши жизни».)

      Кто страдает сильнее всего, когда силы святости и уверенности решают выжечь регион дотла? В древности и сегодня ответ один и тот же – женщины. И Рушди отлично это понимает.

      «Фирдаус Номан в недоумении покачала головой: «Никак не возьму в толк, чем женское лицо может оскорбить религиозное чувство мусульманина?» – рассерженно спросила она. Анис взял ее ладони в свои. «У этих дебилов все завязано – извини, маедж, – на сексе. Они считают научным фактом, что от волос женщины идут токи, которые провоцируют мужчину на сексуальное насилие; они думают, что от трения женских ног друг о друга – даже если они до пят прикрыты – возникает особый сексуальный жар, который через ее взгляд передается мужчине и будит в нем низменные инстинкты». Фирдаус брезгливо всплеснула руками. «Ну конечно! Мужчины – животные, но за это почему-то должны расплачиваться мы, женщины, – старая история! Я думала, они изобрели что-нибудь поновее»[84].

      При всем при том «старая история», в конце концов, и является нитью сюжета. Каждая женщина в романе или несчастна, или толста, или запугана, или боится за своих детей, или боится своих детей, мужа, или любовника, или какого-то бандита. В голосах и лицах братьев Гегру и братьев Карим можно почувствовать момент сочетания злобного тестостерона и плебейского негодования,

81

Пентименто (pentimento) (итал. – раскаяние, сожаление), часть картины, поверх которой художник написал что-то другое, но первоначальная живопись проступает (иногда в виде неясных очертаний), т. к. краски второго слоя со временем поблекли. П. представляют особый интерес для историков иск-ва, т. к. порой помогают доказать авторство художника. – Прим. ред.

82

Джон Ке́ннет Гэ́лбрейт (15 октября 1908, Айон-Стейшн, Канада – 29 апреля 2006) – американский экономист, представитель старого (Вебленского) институционального и кейнсианского течений, один из видных экономистов-теоретиков XX века. – Прим. ред.

83

Дэниэл Патрик Мойнихэн (16 марта 1927, Талса, Оклахома – 26 марта 2003, Вашингтон) – американский государственный деятель, социолог. – Прим. ред.

84

Перевод Е. Бросалиной. – Прим. перев.