И все же…. Кристофер Хитченс

на мужчин следует презирать, при возможности за это можно и должно мстить. Таким образом, роман вызвал скандал, представив молодого офицера из хорошей семьи как зеркало общества. Посмотритесь в него, если так уж хочется, но не лицемерьте по поводу увиденного.

      Возможно, полезнее проследить не сравнительно самоочевидное влияние Байрона, а скрытое – Пушкина. Незадолго до бессмысленной гибели Пушкин, к бесконечному отвращению Лермонтова, пошел на компромисс с царем и правящими кругами. Даже в стихотворении «Смерть Поэта» Лермонтов сокрушенно упрекнул в этом своего героя, вопрошая: «Зачем он руку дал клеветникам ничтожным, / Зачем поверил он словам и ласкам ложным, / Он, с юных лет постигнувший людей?..»

      Фамилия героя пушкинского «Евгения Онегина» происходит от названия северной русской реки Онеги. «Герой» лермонтовского «Героя нашего времени», Григорий Печорин, назван в честь Печоры, реки, текущей немного севернее. Один русский критик отметил, что если Онега течет к морю спокойно и ровно, Печора – бурна и необузданна. Очевидно, частью замысла Лермонтова было пойти дальше и заострить ситуацию еще сильнее, чем у предшественника. Это становится ясно, когда в результате фантастического совпадения Печорин узнает, что дуэль, на которую его спровоцируют, задумана как его убийство. В качестве ответного удара он разрабатывает стратегию, позволившую ему убить своего противника Грушницкого, испытывая к нему не больше жалости, чем к раздавленному таракану. Когда мертвый Грушницкий рухнул в ущелье, вырвавшееся у Печорина и обращенное к доктору Вернеру и к природе восклицание – «Finita la commedia!»[74] – шедевр лаконизма.

      Более чем соблазнительно предположить, что Лермонтов заставил Печорина сделать то, что не смог Пушкин: раскрыть заговор с покушением на свою жизнь, а потом действовать беспощадно и с холодной решимостью, покарав убийцу неотвратимой смертью. Предположение тем более пугающее, что в собственной жизни и смерти подобной решимости он проявить не смог. Царь Николай I в нескладном письме жене осудил «Героя нашего времени». (Превосходный мастер расшифровки литературных и общественных совпадений Энтони Поуэлл однажды выразился так: «Несмотря на большие размеры России, число людей, действительно способных оказать влияние на ее политическую, общественную, культурную жизнь, было очень невелико. Поэтому стихи младшего офицера могли стать настоящим бельмом на глазу самого царя».) Прибыв на поле чести, Лермонтов, похоже, отказался стрелять в спровоцировавшего дуэль идиота. Убитый на месте, он так и не услышал царского комментария: «Собаке собачья смерть». Однако его непоколебимое равнодушие к случаю восходит к двум хорошо отработанным сценариям XIX века: презрению аристократа на эшафоте и стоицизму революционера перед расстрелом. Декабристы, по-своему восхищаясь обоими, ставили их в пример.

      Остается вопрос, который, по-видимому, не удастся прояснить никогда и на который в своем предисловии к переводу

74

Комедия окончена! – Прим. ред.