Таня Гроттер и трон Древнира. Дмитрий Емец

с человеческими лицами вставали на задние лапки и принимали облик крошечных профессоров-звездочеев. Каждый из них с чувством собственного достоинства нес флажок. На флажках мелькали надписи:

      Как определить судьбу по трем тысячам звезд и банке говяжьих консервов.

      Двенадцать формул магического заикания.

      Превращение хоббитов в лопухоидов. Туда, сюда, обратно.

      Волшебные бороды. Методы стрижки. Формы прически.

      Выкладки графиков затухания магических искр в различных климатических зонах.

      – Ну вот, все оглавление разбежалось! И как только Шурасик ухитрился превратить один журнал в другой? – удивилась Таня. – Зато теперь понятно, почему он все время хихикал!

      – Нет, Шурасик неисправим! Надо смываться, пока он не пришел в себя, – вздохнул Ванька.

      Они уже уходили, прихватив с собой треснувший малахит, чтобы не оставить зоркому Поклепу никаких улик, когда Шурасик, еще в полусне, приподнялся на диване и крикнул:

      – Шлепкус всмяткус капиталис!

      Его перстень выбросил красную искру. Друзья торопливо пригнулись. Все еще расслабленный после «Паруса спускалуса», Шурасик чего-то не рассчитал. Его диван неторопливо поднялся в воздух, разогнался и, в последнюю секунду повернувшись боком, впечатал в стену самого Шурасика. Тряся головой, отличник выглянул из-за перевернувшегося дивана. Его глаза постепенно становились осмысленными.

      – Акела промахнулся! – сочувственно сказал Баб-Ягун.

      – Сейчас промахнулся – через пять минут попадет. Он настырный, – проговорила Таня.

      Избегая встречи с Шурасиком, они нырнули в коридор, в котором располагались комнаты черного отделения. Добежав до конца коридора, друзья скользнули за угол и прислушались. Шурасик за ними не гнался. Должно быть, еще не отлип от стены.

      Неожиданно Ванька Валялкин замер в охотничьей стойке, точно сеттер, почуявший дичь.

      – Никто ничего не слышал? – спросил он.

      – Я – ничего, – сказала Таня.

      – И я ничего. Может, у тебя снова глюки? Помнишь, Медузия их на тебя напустила, когда ты сорвал ей опыты? – напомнил Ягун.

      Глюки были маленькие занудливые человечки с музыкальными дарованиями. Ванька едва отделался от этих дотошных невидимок.

      Он замотал головой:

      – Не-а, не глюки. Тут что-то другое!

      Вдруг ближайшая к ним дверь затряслась, точно в нее изнутри бедовой головой билась Нервная Дрожь, одна из сумасшедших полтергейстих Тибидохса, кстати, тайно влюбленная в Поручика Ржевского. Друзья невольно придвинулись друг к другу.

      – Ну, что я говорил! У кого глюки? – торжествующе воскликнул Ванька.

      – У всех глюки. Они обычно толпами шастают, – философски заметила Таня.

      Ванька приложил ухо к двери, пытаясь понять, что происходит с другой стороны.

      – Это комната Горьянова. А если с ним что-то случилось? – спросил он.

      Баб-Ягун