Мальчик, который переплыл океан в кресле. Лара Уильямсон

Перл вернется, то найдет его, прочитает и свяжется с нами.

      Других вариантов нам не остается. Ну разве что Билли придет в голову какая-нибудь гениаль ная идея. Брат размышляет минуту-другую.

      – У меня гениальная идея! – вдруг кричит он. – Давай я оставлю письмо на кровати Перл. Если она вернется, то найдет его, прочитает и свяжется с нами.

      – Ладно, давай положим туда, – соглашаюсь я и наблюдаю, как Билли трусцой бежит в папину с Перл спальню, зажав записку в зубах. Непросто, наверно, когда у тебя балаклава на голове.

      Я жду Билли на лестнице. На сушильном шкафу виднеются карандашные отметки: их сделала мама.

      Бабуля Ибица сказала, что мама так следила за моим ростом. Конечно, с маминой смертью это закончилось. На какое-то время карандашную эстафету переняла Бабуля Ибица. Но когда она съехала, Перл сказала, что больше не будет этим заниматься. Ей не нужно было лишних подтверждений того, что я расту, для этого было достаточно космических расходов на одежду и обувь. Послушать ее, так я просто старший брат Кинг-Конга.

      Я задумчиво протягиваю руку и касаюсь пальцами карандашных отметин, сделанных маминой рукой.

      И снова думаю о ней.

      Грусть затопляет мою душу. Наверно, в последний раз, когда мама черкала карандашом по стене, мне казалось, что она будет со мной вечно.

      Я ошибался.

      Из спальни доносится громкое бормотание. В переводе с балаклавского оно означает: Я оставил записку на кровати.

      – Хорошо! Давай тогда уже пойдем, – кричу я в ответ, снова дотрагиваясь до карандашной отметки.

      Я думаю о том, как раньше мама жила с нами здесь, в этом доме. Как она клубочком сворачивалась рядом со мной в кресле и рассказывала мне сказки. Я чувствовал себя таким любимым. Я ощущал себя в безопасности. Мне казалось, я такой сильный, что могу в одиночку побороть целый мир. Бабуля Ибица говорит, что мама была лучшим рассказчиком в мире: она всегда сочиняла сказки со счастливым концом. Но дело в том, что ее собственная история не закончилась хорошо. У меня в глазах защипало, и я крикнул:

      – Шевелись, Билли! Мы не можем больше играть в невидимый футбол. А если папа пойдет нас искать, то нам потом влетит.

      Билли бормочет что-то в ответ, но вдруг снизу доносится шум.

      В замке поворачивается ключ.

      Сердце прыгает мне в рот (хотя, строго говоря, это невозможно: так пишут во всех медицинских учебниках). Я воплю, чтобы Билли вышел из спальни, и он несется мне навстречу, скользя по полу. Через прорезь в балаклаве его глаза горят, как два зеркальных шара на дискотеке.

      – Это Перл, – бормочет он. – Все будет хорошо. Это Перл…

      Голос Билли тонет в шерстяных дебрях моей шапки. Человек в коридоре что-то говорит.

      Это не Перл.

      Три

      Когда мы возвращаемся домой и ужинаем, Билли настаивает на том, чтобы мы составили отчет о своих расследованиях. Все агенты так делают. Я говорю, что это отличная идея. Билли рад это слышать: сам-то он не может быстро писать, ведь ему всего семь лет, да и правописание хромает.

      Итак, вот мой отчет