Домик в Оллингтоне. Энтони Троллоп

она отлично хорошо умеет употреблять их в дело.

      – Почему же и нет? Наконец, у нее такие чудные волосы.

      – Только по утрам она никогда их не причесывает.

      – А ты знаешь, мне очень нравится этот род дезабилье, – сказал Кредль. – Излишняя заботливость часто служит во вред.

      – Все же, по моему мнению, женщина должна быть опрятна.

      – Ну, можно ли подобные слова применять к такому созданию, как мистрис Люпекс! Я называю ее роскошной женщиной. Как очаровательна она была вчера вечером! Знаешь ли, мне кажется, что Люпекс обходится с ней чрезвычайно скверно. Вчера она сказала мне слова два, что… – И Кредль не договорил. Бывают секреты, которых мужчина не доверяет даже своему задушевному другу.

      – А я так думаю совсем иначе.

      – Как иначе?

      – А так, что Люпексу самому весьма часто достается от мистрис Люпекс. Звук ее голоса иногда производят во мне дрожь.

      – Мне нравится женщина с энергией, – сказал Кредль.

      – Мне тоже нравится. Но энергия хороша в своем месте. Амелия сказывала мне… ты только, пожалуйста, никому не говори.

      – Разумеется.

      – Она сказывала, что Люпекс иногда бывает принужден убегать от нее. Он бежит в театр и остается там по два, по три дни сряду. Тогда она отправляется за ним, и ссорам в доме не бывает конца.

      – Дело в том, что он пьет, – сказал Кредль. – Клянусь Георгом, мне всегда жаль женщину, у которой муж пьяница, особливо такую женщину, как мистрис Люпекс!

      – Берегись, мой друг! Смотри, чтоб не попасть в западню.

      – Не беспокойся, я знаю, что делаю, из-за хорошенькой женщины я не намерен потерять головы.

      – А сердце?

      – Сердце! у меня нет такой вещи. Я смотрю на женщину, как на картину или бюст. Разумеется, когда-нибудь женюсь и я, потому что мужчины женятся, но все же у меня нет идеи потерять себя за женщину!

      – А я бы десять раз потерял себя за…

      – За Лили Дель, – досказал Кредль.

      – Да. Я все-таки знаю, что мне не видать ее, как своих ушей. Я веселый малый, люблю посмеяться, но скажу тебе, Кодль, что выйди она замуж, и тогда все со мной кончится, решительно все.

      – Уж не думаешь ли ты перерезать себе горло?

      – Нет, этого я не сделаю. Ничего подобного не сделаю, а все-таки я не жилец тогда на этом свете.

      – Ты поедешь туда в октябре, почему бы не сделать ей предложения?

      – С девяноста фунтами в год! (Признательное отечество ежегодно увеличивало жалованье Джонни по пяти фунтов стерлингов). С девяноста фунтами жалованья и двадцатью, которые получаю от матери!

      – Она, я думаю, подождет. Я бы, право, сделал предложение. Любить девушку и оставаться в таком положении невыносимо тяжело.

      – Еще бы! – сказал Джонни Имс.

      В это время они подошли к дверям управления, и каждый отправился к своей конторке.

      Из этого небольшого разговора можно себе представить, что хотя мистрис Ропер была благородна, как ее слово, но не была той женщиной, в которой мистрис Имс желала