На лопате. Василий Панченко

Как пошутил Хлебников: «А надо рожать вовремя, тогда и в армию папаша не загремел бы». Через шесть месяцев Слонов стал отцом во второй раз и был демобилизован. Но до этого он еще должен был дожить.

      Куликов, Хлебников. Четверо поволжских немцев и еще ребята из команды Слонова держались вместе. Слонов, отлучившийся вместе с Саровым, вернулся и сказал без предисловий: Сука-Хлопотун (так родилась новая кличка Сарова) хочет, чтобы мы сбросились по червонцу. Он обещает, отправить в хорошую часть. – Все молчали. – Как вы скажете, так и будет. – Сказал Слонов.

      – Сто пятьдесят рублей, это кто-то месяц на работе корячится, пусть подавится, – сказал Хлебников, вынимая десятку.

      Немцы, кратко посовещавшись в сторонке, тоже отдали свою долю.

      Куликов уже ничему не удивлявшийся выдал: – Старлей-Хлопотун оказался скотиной-Продристуном. Его улыбка мне сразу не понравилась. – Достал деньги и передал Слонову. – Жаловаться некому, и поди докажи, что-нибудь, когда тебя шмонает каждый встречный-поперечный. К тому же, как учитель, я вам скажу, что шкала ценностей сдвинута, книжная мораль в жизни претерпела сильные изменения не в лучшую сторону…

      – Ну, ты блин задвинул. – Сказал Хлебников.

      Слонов отнес деньги Хлопотуну и вернувшись, сказал, что Хлопотун детишкам на подарки к новому году деньги взял.

      – Так и сказал? – Спросил Хлебников.

      – Да, мол детишкам на подарки. – Ответил Слонов.

      – Сто пятьдесят рэ? Детишкам? У него что там, детский сад? – Возмущался Хлебников.

      Через час, все пятнадцать человек Слонова, получили назначение в один из севастопольских военно-строительных отрядов. Сука-Хлопотун почти не обманул – это был самый лучший, можно сказать образцовый стройбат Севастополя. Неофициально отряд назывался «Горпищенко» или «Горпуха», по названию улицы, где стояли его казармы. Буквально в нескольких минутах хода от знаменитого Малахова кургана («Малашки» – по местному).

      От экипажа до Горпухи идти минут десять, шли быстро, но еще быстрее стемнело, сопровождавший прапорщик очень спешил, стремясь поскорее попасть к праздничному семейному столу. Был вечер 31 декабря.

      Куликов услыхал всхлипывания за спиной. «Плачет что ли?» Источников звука оказался нескладный мальчишка, спотыкавшийся на каждом шагу своим плоскостопием в хвосте колонны.

      – Что случилось? – спросил Куликов по-учительски мягко.

      – Ногу натер, ответило сквозь плач существо ломающимся мальчишески – девченочным голосом.

      – Терпи, солдат, – сказал Куликов. Не столько бедолаге, сколько себе самому.

      Такого и в школе ни одна сила не убережет от издевательств, а тут, что его ждет впереди? Одному богу известно.

      – А зовут-то тебя как?

      – Сережа… Чернов.

      – Ничего, Сережа, потерпи, все будет хорошо. – Успокоил Куликов, не веря в свои слова.

      Перед