Пять ран Христовых. Юлия Викторовна Ли-Тутолмина

обременительна для мужчины двадцати двух лет: с тех пор, как его нашли беспамятным среди саженцев, кроме сочинения проповедей, в обязанности Михаля входил присмотр за садом, и раз в неделю он отправлялся в Радом на рынок.

      В один из светлых морозных дней почти у самых ворот города послушника нагнал всадник и, преградив путь, осведомился:

      – Михаль Кердей?

      – Так, мощьчи добродзею, – не без удивления ответил тот, едва успев осадить ослицу, с боков коей свисали две объемистые корзины.

      Всадник спешился.

      – Мне велено передать вам письмо, – сообщил он на кривом польском: так обычно звучала речь французов, окружавших ныне нового короля польского, – принца Генрика Валезы, – для настоятельницы монастыря доминиканок, мадам Китерии д’Альбре-Наваррской.

      Тотчас вспомнив, что у мадам Китерии воспитывалась младшая сестра, которую не видел более полутора десятка лет, Михаль встрепенулся, предположив, что с девочкой случилось несчастье. Незнакомец, укутанный в подбитый мехом плащ с капюшоном, опущенным низко на глаза, заторопился, быстро сунул Михалю конверт и тотчас собрался вернуться в седло.

      – Нет, погодите, пан посланник. Я не понял ничего…

      Пан посланник, казалось, не расслышал.

      – Погодите, ради бога!

      С явной неохотой тот обернулся и тихо выругался под нос.

      – Что тут неясного? Отвезите письмо матери-настоятельнице, и все.

      – Но от кого оно? Что я должен ей сказать? Вам что-то известно? Верно, стряслось какое-нибудь несчастье?..

      – Мой друг, – прервал незнакомец сбивчивый поток вопросов.

      Вздохнув, он сделал над собой усилие и с театральным жестом опустил ладонь на плечо Михаля.

      – Я едва не отдал Господу Богу душу, пробираясь сюда по дорогам этого отвратительного края! Холод собачий! Брр! Мне нет дела от кого сия эпистола. Вот конверт, – указал он на дрожащие от волнения и холода руки послушника. – На нем адрес и имя получателя. И… верно, у вас должны иметься причины отправиться туда.

      С этими словами иностранец вскочил в седло и исчез в морозной дымке, оставив Михаля в крайней растерянности.

      Совершенно очевидно, что содержимое письма касалось сестры!

      После смерти тетки, которая занималась ею до десяти лет, юная девица Кердей для получения образования и воспитания достойного дочери шляхтича отправилась во Францию, в монастырь Благословенной Марии, что находился недалеко от Тулузы. Китерия д’Альбре-Наваррская отцу приходилась кузиной и с радостью приняла дочь своего польского родственника в пансион. До Тулузы ведь не успела долететь весть, какое ремесло выбрал себе отец Михаля – Люцек, что звался он Люциусом Кердеусом, занимался безбожным колдовством.

      Отец Михаля и был тем терзавшим душу проклятьем. Вовсе не французская кровь тому была виной. И не басурманская.

      Пустив на самотек семейные дела, а отпрысков спихнув на тетушку Агнешку, он отдал годы