Действующая модель ада. Очерки о терроризме и террористах. Павел Крусанов

председатель подверг Шарлотту подробному допросу о каждом дне ее пребывания в Париже.

      – Что вы делали на третий день?

      – Утром я гуляла в Пале-Рояле.

      – Что вы делали в Пале-Рояле?

      – Купила нож в чехле, с черной ручкой, стоимостью сорок су.

      – Зачем вы купили этот нож?

      – Чтобы убить Марата.

      Наконец, дело дошло до аудиенции.

      – О чем вы разговаривали, войдя к нему?

      – Он спросил меня о волнениях в Кане. Я ответила, что восемнадцать депутатов Конвента правят там в согласии с департаментом, что все мобилизуются для освобождения Парижа от анархистов. Он записал фамилии депутатов и четырех должностных лиц департамента Кальвадос.

      – Что ответил вам Марат?

      – Что скоро все они отправятся на гильотину.

      – О чем вы говорили дальше?

      – Это были его последние слова.

      Так же Шарлотта Корде вела себя и на суде.

      Монтане: – Кто вам внушил такую ненависть к Марату?

      Корде: – Мне нечего было занимать ненависти у других, у меня было довольно своей.

      Монтане: – На что вы рассчитывали, убивая Марата?

      Корде: – Я надеялась восстановить мир во Франции.

      Монтане: – Неужели вы думаете, что убили всех Маратов?

      Корде: – Раз умер этот, другим будет страшно.

      Вечером 17 июля Шарлотту Корде привязали к доске гильотины. Подручный палача, показывая отрубленную голову народу, дал ей пощечину. Свидетели утверждали, что щека, получившая удар, покраснела от посмертного оскорбления.

      Так столкнулись лоб в лоб правительственный террор и террор индивидуальный. Коса нашла на камень. Что было дальше? Ничего хорошего. Убийство Марата лишь способствовало усилению революционных настроений в Париже и провинции, так как Шарлотта Корде была принята народом за агента монархистов. 5 сентября 1793 года в ответ на пролитую кровь Марата и вождя лионских якобинцев Шалье Конвент объявил террор официальной политикой республики, целью которой было скорейшее достижение свободы, равенства и братства всех людей. Все верно, ведь на этих самых людей представители «малого народа» смотрели «как на материал, а на его обработку – как на техническую проблему». Точно также сто двадцать пять лет спустя убийство Урицкого поэтом Леонидом Каннегисером послужило поводом для объявления большевиками красного террора, который обещал разогнать тучи перед зарей всечеловеческого счастья.

      По сути, Великая французская революция ознаменовала собой первый кризис гуманистической идеи со славных времен Просвещения. Войдя в свой героический период, гуманизм внезапно обнаружил слабые места – в частности, неспособность впитать и понять естественность непоправимого трагизма жизни, того, что всеобщего счастья и гармонии никогда не будет, как не будет и всеобщего примирения людей. Христианство своим порядком вбирает в себя это противоречие, так как, с одной стороны, не верит в прочность и постоянство людских