Там, вдали, за… Повесть и рассказы. Сергей Чевгун

вот, Миша, суровая фронтовая неуютность. И тут приходит к командиру дивизии рядовой Фрол Угрюмов… это моего героя так зовут. Приходит и говорит: мол, так и так, товарищ генерал, есть огромное желание во вражеский тыл сходить – за «языком», а заодно и что-нибудь съестное поискать. Хорошо, говорит генерал, валяй, боец! Только не забудь свой билет парторгу сдать: не дай бог, потеряешь ненароком. А Угрюмов, между прочим, коренной сибиряк, охотник и все прочее…

      – Охотник это хорошо. Главное – жизненно, – пробормотал Рябцев, чувствуя, что от коньяка вперемешку с настойкой у него начинают предательски слипаться веки. – А дальше?

      – А дальше – ползет Фрол Угрюмов по заснеженной степи. Над головой шальные пули посвистывают, вражеский миномет где-то бьет… И кушать ужас как хочется, – здесь Гулькин, увлекшись рассказом, и сам взял со стола огурец, но покосился на опустевшую бутылку и вернул овощ на место. – Так вот. Доползает Фрол до вражеского окопа, забирается в него и видит: елки зеленые, да он же прямо в логово зверя угодил! Весь окоп немцами забит, у каждого «шмайссер» наизготовку, рукава по локоть закатаны…

      – Стоп, какие там рукава? Ты же говорил, дело зимой происходит?

      Изрядно смутившись, Гулькин хлопнул себя ладонью по лбу:

      – А ведь точно, зимой. И как это я забыл? Вот что значит целую ночь не спать, эпизоды да персонажи выписывать!

      – Ничего, это ты все потом поправишь, – успокоил Рябцев. – Значит, говоришь, немцы в окопе стоят?

      – Ясно, что не русские. Сплошное «СС» кругом. Ну, чистый «Вервольф»! И вообще, скажу, дело скверное. Схватили Угрюмова и поволокли на допрос. А в блиндаже за столом немецкий полковник сидит и шнапс прямо кружками хлещет. Типичный такой пруссак, чем-то даже на Паулюса похож. И монокль на шнурке болтается… сволочь!

      Здесь Гулькин, увлекшись, так припечатал кулаком по столу, что на веранде тотчас же появилась Нина Андреевна. Моментально оценив обстановку, она решительно посоветовала Гулькину пойти отдохнуть, заметив при этом, что это писателям можно хоть всю ночь за столом просидеть, а Михаилу Ивановичу завтра рано подниматься. В университет надо ехать. Словом, какие могут быть разговоры?

      – Ты этот роман сам потом почитаешь. Я его тебе через недельку принесу, ну, через две, вот только поправлю кое-где… и рукава засученные уберу, – обещал Гулькин уже на ходу, провожаемый Рябцевым до калитки. – Кстати, Миша, ты мне предисловие к роману не напишешь? Только чтоб надолго не затягивать, а то мне скоро его в издательство нести.

      – Ну, не знаю, – замялся Рябцев. – У нас в университете вступительные экзамены начинаются, и вообще…

      – Да всего-то пару слов и нужно. Ну, хотя бы одно! – взмолился Гулькин, моментально трезвея. – Мне же без тебя, Миша, полный зарез!

      Гулькин знал, кого и о чем просить. Признаемся честно, Город никогда не испытывал недостатка в героических воспоминаниях. Мало того, чем дальше в прошлое уходила