Бессарабский альбом. Сборник. Георгий Александрович КАЮРОВ

во двор. Следом вышел и Кузьмич, по пути подняв и вставив тряпичный кляп в оконный проем. Дед Гаврила, усмехаясь в бороду, ковылял следом. Уже у самой калитки им на встречу во двор вбежала женщина. От ее появления дед Гаврила даже сел на приступку, вымощенную вдоль дома, и закачал головой, но не усмехнулся, только широко раскрыл глаза, наполнившиеся тревогой.

      – Кто такие? – женщина задыхалась от бега. – Что надо?

      – Ты кто такая? Имя? – грубо оборвал её «в ушанке».

      – Полина. Это мой дом, – взгляд женщины загорелся голодной злобой.

      – Еда есть? – продолжал допрос «в ушанке».

      – Нету, – отрезала женщина и, отвернувшись, быстро пошла к дому. Она еще что-то буркнула себе под нос, но «в ушанке» уловил её слова.

      – Говоришь, своих бы прокормить? Значит, есть еда! А ну-ка пошли, – скомандовал он Кузьмичу.

      – Остановись, Панкрат Ильич, – попытался сдержать товарища директор.

      – За мной! – был неумолим «в ушанке», зорко следя за удаляющейся женщиной.

      Проходя мимо Гаврилы «в ушанке» отрезал:

      – Стой здесь, дед!

      Чужаки по пятам хозяйки ворвались в дом. «В ушанке» снова повыбивал кляпы из окон и приказал директору:

      – Следи за дверью, чтоб никто не прошмыгнул.

      – Что за ней следить? – раздражённо возразил тот, окинув взглядом голодных, обессиленных детей. – Кто тут в состоянии прошмыгнуть?

      – Муж есть? Где он? – гаркнул «в ушанке» в самое лицо женщины.

      – Не знаю, – ни один мускул не дрогнул на её лице. – Уехал, а куда, и не знаю.

      – Давай, доставай еду, нам некогда тут с тобой валандаться.

      – Нету, – с вызовом выпалила Полина и зло сверкнула глазами. – Этих ты мне кормить будешь?

      – Сколько у вас детей? – равнодушным тоном поинтересовался Кузьмич. Он не смотрел ни на женщину, ни на перепуганных детей. И вопрос задал, только чтобы напомнить «в ушанке» о том, что семья многодетная, и разжалобить лютующего товарища.

      – Все тут. Девять, – с надеждой в голосе произнесла женщина.

      – Ты что либеральничать вздумал! – взревел «в ушанке», поняв, куда клонит директор. – Либеральными намеками саботируешь! У меня в обозе сто двадцать полуживых сирот войны и восемнадцать подохших от голода.

      – Я тоже отвечаю за обоз, – попытался возразить Кузьмич, но «в ушанке» оборвал его на полуслове.

      – Ответишь! За либерализм ответишь сполна! А пока я отстраняю тебя… – «в ушанке» не договорил. Его остановил жесткий взгляд директора. «В ушанке» стало не по себе, он немного успокоился: – Ты пойми, мы за эти восемнадцать трупов ответим, а если добавится еще, то даже не знаю, что будет.

      – Делай, как знаешь, Панкрат Ильич, но жизнь на жизнь не самая удачная мена, – со злостью скомкав фуражку, Кузьмич вышел из дома.

      – Предлагаю добровольно сдать продукты для обоза детдомовских сирот, следующих к месту приписки, – переведя дыхание, чеканя каждое слово, проговорил «в ушанке».

      – Не дам! Сами не знаем, как до весны доживем, – с этими словами Полина