Папа! Папочка! (сборник). София Привис-Никитина

за это время Солоха успела дать два благотворительных концерта в пользу ожидающих, дождалась своего всемогущего папу и отправилась с ним за необходимыми им с папой мелочами в магазин.

      Жизнь снова разворачивалась к ним своим улыбающимся лицом.

      Солоха перед школой была загружена под завязку, папа желал отправить её в школу совершенно грамотной и самостоятельной барышней. В шкафу болталась новенькая форма со всеми положенными к ней рубашечками. Школьная шапочка сидела на её головке кокетливо и игриво.

      Сама она была хорошенькой до невозможности, только на носу, немного с боку ярко пылала узенькая алая полосочка. Как-будто котёнок, заигравшись, полоснул острым коготком. Но и эта полосочка не долговечна, время сотрёт её ластиком, и останется только курносый носик на круглом лукавом личике.

      Время летело, летело, но вдруг резко сбавило повороты и поползло. Хотелось подстегнуть его, подвинуть поближе к осени и к долгожданному первому сентября.

      Первого сентября папа приведёт её за руку в школу, и начнётся другая взрослая жизнь с личным портфелем, тетрадками и учебниками, с пеналом и чешками в мешочке, на котором маминой рукой было красиво вышито: «Зося. 1-й – А».

      Но перед тем, как войти во взрослую школьную жизнь ещё одно потрясение ждало Солху.

      Набегавшись вдоволь на воле, после занятий с Дегмарой, а потом с папой Солоха засыпала мгновенно, не успевая донести голову до подушки.

      А в одну из ночей проснулась от страшного какого-то зловещего сна, причём самого сна Солоха не помнила, он отлетел сразу же, как она распахнула в ночь испуганные глаза. Сон отлетел, а ужас в душе остался.

      Она босиком бросилась в спальню родителей. Скорей, скорей окунуться с головой в защищённость и успокоение!

      Солоха ворвалась в мамину спальню, остолбенела на мгновение и опрометью бросилась вон, в детскую, заплетаясь босыми ногами в ночной сорочке.

      Увиденное в спальне потрясло её! Она не знала, что это, но что «это» что-то постыдное, чувствовала. Мама обнимала папу голыми круглыми коленками, а он прыгал на ней, мял её, как куклу, рыча как Тузик над костью.

      Мама тоненько взвизгивала и подхихикивала, противненько так, подленько подхихикивала.

      Солоха ворвалась в детскую и, наклонившись к Димочке, трагическим шёпотом произнесла:

      – Димка, там папа с мамой дерутся!

      – Дура ты, Солоха, не дерутся они, они е-тся! – сказал Димочка.

      – Как? Что? Кого? – закудахтала в недоумении Солоха.

      – Детей строгают! Поняла? – повернулся на другой бок и заснул.

      В ту ночь она ещё долго не могла заснуть, она не могла понять, что ей делать с этой стыдной тайной, в душе копошились беспорядочные и тоскливые мысли, разум отказывался принять то, что она увидела, а яркая картинка не стиралась из памяти никак.

      Мамина репутация рушилась на глазах. В том, что во всём была виновата именно мама, Солоха не сомневалась.

      На утро всё было, как всегда, никто не посыпал себе главу пеплом, папа брился в ванной,