Институтки. Тайны жизни воспитанниц. Надежда Лухманова

с мальчиками, и за растерзанную игрушку, а главное – за появление живой козы в моей детской, от которой грязь и беспорядок. И тут же приказала отобрать ее у меня.

      Няня чуть не упала в ноги своей барыне:

      – Матушка барыня, ради Христа, пожалуйте сами к нам в детскую… Как же я буду из ручек моей барышни отнимать козленка, когда они над ним так и дрожат! Не дай Бог, захворают еще.

      – Глупости, нянька, избаловали ребенка, ни на что не похоже. Попроси ко мне Александра Федоровича и приведи сюда Надину.

      Няня вернулась в мою комнату вся в пятнах от волнения.

      – Пожалуйте, барышня, чистенький передник надену вам, мамашенька зовет.

      – Козу хочет видеть?

      – Из-за козы-то вашей весь сыр-бор и загорелся… и не манер это, не манер держать таких животных в комнатах!..

      – Няня, мамаша отнимет у меня козу? – И няня, почуяв в моем голосе слезы, уже целовала мои руки.

      – Бриллиантовая вы моя, ненаглядная, нельзя мамашеньку ослушаться: что захочет, то и надо сделать, и никто не осмелится их ослушаться; папашенька и тот наперекор не пойдут. Пожалуйте.

      Уже испуганная, с дрожащими губами, с глазами, полными слез, я вышла с няней к матери.

      Против дверей в кресле сидел отец и покручивал усы.

      – Ну, что, Надюк, наигралась с козочкой? Пора ее отпустить к ее маме: там ее коза-мама ждет; ты ведь будешь умница, отпустишь?

      Я смотрела исподлобья и трясла головой: «Не пущу!»

      – Как не пустишь, Надюк, когда я прошу? Ну, ступай сюда… Видишь ли, козочка очень сегодня ночью плакала по своей маме; в комнатах ей душно, она заболела, ей нужно зеленую травку… Ну, отдашь?

      Я еще более понурила голову: «Не отдам».

      Отец рассмеялся; ему, должно быть, было очень смешно, что такое маленькое существо стояло перед сильными, взрослыми людьми и отстаивало свои права.

      – Вы кончили? – спросила мать.

      – То есть как, кончил? Слышала – не отдает, не можем покончить.

      – Да что это, Александр Федорович, ты серьезно хочешь дождаться, пока у меня будет припадок головной боли?

      – Да Боже меня избави! Я только говорю… Мать потрогала пальцами, унизанными кольцами, свой левый висок. Анна Тимофеевна подскочила и подала ей нюхать какой-то флакончик.

      – Ты так избаловал девочку, так избаловал, это ни на что не похоже! Поди сюда, Надина…

      Но я быстро приблизилась к отцу, прижалась к нему и взяла его за руку.

      Отец не выдержал, немедленно обнял меня и одной рукой посадил к себе на колени.

      – Да что же это такое? Что же это за воспитание? Что же я тут такое? Анна Тимофеевна! Анна Тимофеевна!

      Мать схватилась за грудь.

      – Софья, воды!

      Отец вскочил на ноги: больше всего на свете он боялся истерических припадков матери.

      – Да делайте вы как хотите! Надюк, – он повернул меня за голову и поглядел мне прямо в глаза, – ты слышишь, – он говорил с расстановкой, раздельно произнося каждое слово, – папа тебя просит, твой папа, отдай козу, для меня отдай… – Он подержал минуту