Открытая позиция. Роман. Максим Лапшин

А что? Случилось нечто скандальное, неожиданное, чего и в помине не было в его крепко связанных с благополучной Барселоной мирных планах. Все началось три месяца назад, когда он решил заделаться дауншифтером. Ему захотелось разбить оковы, сбросить офисный гнет, ликвидировать иерархию, в рамках которой он существовал с первого дня своей трудовой жизни. Рабочая рутина стала попросту невыносимой. Стандартное в таких случаях средство, когда человек меняет место работы и на время отвлекает себя от привычного сценария, его не устраивало.

      В мае ему исполнилось тридцать пять. Дата его всерьез озадачила. Большинство ровесников уже выглядели так, словно период поисков и житейских сомнений остался далеко позади. Некогда живые, стройные, бесшабашные знакомые теперь стремительно отращивали животы и разговоры вели сдержанным, подчеркнуто-серьезным тоном. Кто-то нашел себя во втором браке, кто-то выложился в карьерной гонке, наиболее меркантильные корпели над увеличением банковских счетов, и жизнь как таковая была для них ясна и не требовала проверки на подлинность. А Гера почему-то усомнился во всем, что предлагало ему будущее.

      Он принял решение полностью расчистить горизонт, не оставить в поле зрения ни одного предмета, навязанного ему рутиной и чужой волей. Обстоятельства позволяли это сделать: он был холост, имел сбережения, знал английский и находился в хорошей физической форме. Он был готов ко всему: от отдыха в благоустроенной Европе до участия в экспедиции по джунглям Амазонки.

      То, что ему следует покинуть Москву, не вызывало ни малейших сомнений. Столица с ее шумом была неподходящим местом для переоценки ценностей. Правда, совсем отрываться от цивилизации тоже не хотелось. Именно по этой причине Гера отбросил варианты поездки в Азию и Латинскую Америку.

      С детства он любил Киев, но по ящику непрерывно передавали, что на Украине усиливаются антироссийские настроения. Вариант визита к братьям-славянам пришлось забраковать. Месяц назад он впервые побывал в Лондоне. Город ему понравился, но сильных эмоций он там не испытал.

      Продолжительное время Герины мысли парили над Калифорнией: Сан-Диего, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, но, натолкнувшись на высказывание Витгенштейна о границах языка и сознания, Гера подумал, что стоило бы отправиться не только в географическое, но и в лингвистическое путешествие.

      Его манил французский язык: голос Джо Дассена, песни Милен Фармер, вечное и необъяснимое очарование Парижа. Гера направился было в книжный магазин за самоучителем французского, но вдруг услышал в автомобиле дуэт Брайана Адамса с неизвестным певцом, который пел по-испански. Геру поразила экспрессия, которая заключалась не столько в голосе или в манере исполнения, сколько в звучании самих слов, рокочущих, грубоватых. Английская партия колыхалась, как серая простыня, а испанская заставляла сердце учащенно биться. Гера вернулся