Мифы для жизни. Джозеф Кэмпбелл

Я в этом убежден. Вдобавок ритуал нес эхо другого периода, уже нашей собственной американской истории: орудийных лафетов Гражданской войны и похорон Линкольна, которого тоже убили и точно таким же образом проводили в вечность. Мощь современного обряда была невероятно усилена этими символическими обертонами, возможно, не слышными простому уху, но осознаваемыми всеми душой – в медленном торжественном бое военных барабанов и стуке черных копыт лошадей Царя смерти, раздающихся в абсолютной тишине.

      По мере наблюдения за ритуалами, перекликающимися то с древностью, то с современностью, я все больше думал об открытой природе человеческого разума, который может найти утешение в мистических играх, подобных этому подражанию перехода души с земли в небеса сквозь все семь сфер. За много лет до того в работах великого историка культуры Лео Фробениуса я натолкнулся на описание и обсуждение того, что он назвал «педевматикой», или педагогическими силами, посредством которых человек – несформировавшееся, неопределившееся животное, у которого спусковые механизмы нервной системы еще не стереотипированы, а открыты к запечатлению, – на протяжении всей истории взрослел и обретал определенную форму в лоне своей культуры. В самые ранние периоды, как и сегодня у примитивных народов, учителями человека были животные и растения. Позднее ими стали семь небесных сфер. У нашего несформировавшегося вида есть любопытная особенность: мы живем и формируем свои жизни под влиянием воображения. Мальчик, отождествивший себя с мустангом, несется галопом вниз по улице, обретя новые силы и новую индивидуальность. Дочь подражает матери, а сын – отцу.

      В давно забытые нынче тысячелетия палеолитической Великой охоты, когда ближайшими соседями человека были животные самых разных видов, именно они были его учителями, собственной жизнью иллюстрирующими силу и сложность жизни. Члены племени брали себе звериные имена, а во время обрядов надевали маски зверей. А те, кто жил в окружении тропических джунглей, где зрелище природы состояло преимущественно из растений, наоборот, имитировали растительный мир. Как мы уже знаем, их базовый миф повествовал о боге, согласившемся или пожелавшем, чтобы тело его было убито, расчленено и зарыто в землю, дабы оттуда могли подняться съедобные растения для пропитания людей. В обрядах человеческих жертвоприношений, характерных для всех земледельческих культур, эта исходная мифологическая сцена имитировалась до отвращения буквально: в растительном мире жизнь казалась рождающейся напрямую из смерти, свежие зеленые ростки прорастали из разложившихся, значит, то же должно было происходить с человеком. Мертвые похоронены, чтобы родиться снова, и циклы растительного мира становятся образцами для мифов и ритуалов человечества.

      В великий и очень важный период расцвета Месопотамии (ок. 3500 г. до н. э.), древнейшей цивилизации городов-государств, чарующий пример для подражания переместился с Земли, царства животных