Пожиратель сюжетов. Леонид Викторович Зайцев

ты точно не глюк.

      – То-то, – грек назидательно поднял вверх указательный палец. – А поймал ты их очень просто, как передачу в приёмнике. Вспомни, бывает, крутишь ручку настройки, ищешь нужную программу, а пока по эфиру шаришь, нет-нет, да и настроишься случайно на другую радиостанцию.

      Козорезов хотя и не крутил никогда никаких ручек в магнитоле, а обходился кнопками и автоматическим поиском, но суть уловил. Выходило, что искал он со всем напряжением сил свой пропавший шедевр, а поймал… Постой, подумал он, так кого я поймал?

      – Так кто они такие? – спросил он вслух.

      – Римляне-то? Да тоже сюжет, только не твой, а одного паренька из соседнего подъезда. Он на исторические темы сочиняет. Обычно ерунда всякая выходит, ибо его муза – женщина – уже третий год подряд из декретов не вылезает – молоденькая совсем. Но, в этот раз он как-то и без неё справился.

      – Так они же ушли эти его римляне, и гладиатор, – уже начиная кое о чём догадываться, произнёс Валерий.

      – Ушли, – согласился Муз, – то-то и оно, что ушли. И не они одни. Говорю же тебе – все дороги забиты. Сюжеты покидают авторов, и как лунатики куда-то идут.

      – И куда же?

      – Каждый из них в отдельности думает, что знает, – пожал плечами грек, – вот гладиатор этот уверен, что идёт в Рим. А солдаты уверены, что должны догнать гладиатора. Твой тоже уверен, что знает, куда спешит. Но уже не в Рим, конечно, хотя так же в своём направлении не сомневается.

      Валера с ужасом представил себе сотни и тысячи гладиаторов, солдат, космических пиратов, юных влюблённых, обманутых жён и мужей, злых гениев и добрых учёных, космонавтов и смешных зверушек из детских сказок, сюжетов, покинувших своих авторов и бредущих в неизвестность. А ещё он представил себе сотни и тысячи своих коллег по несчастью, прямо в эту минуту мучительно пытающихся вспомнить, мелькнувшую и сгоревшую, как метеор, мысль, задумку, идею, завязку. И пусть большинство из них всего лишь графоманы. Но и для графомана, и для писателя его сюжет, как родное дитя, выношенное и рождённое в муках! А в его персональном случае – едва зачатое.

      – И как же теперь? – спросил он самого себя.

      – Надо что-то делать, – без особой, в общем-то, решимости констатировал Муз.

      Конечно, что-то делать было надо. Но что? С чего начинать? Валера вернулся в комнату, не обращая внимания, следует ли за ним Муз. Но тот следовал. Вдохнув спёртый с привкусом кислятины воздух давно непроветриваемого помещения, он, первым делом, направился к окну. Подоконник оказался завален разрозненными листами бумаги. Некоторые из них были исписаны полностью, некоторые лишь частично. Какие-то строки оказались подчёркнуты, а какие-то абзацы перечёркнуты крест-накрест, либо заштрихованы. Писатель, пусть и был молод, но предпочитал делать наброски по старинке от руки посредством обычной шариковой ручки. В результате черновики могли найти себе пристанище где угодно, но подоконник в этом хаосе занимал привилегированную позицию.

      Левой рукой он сгрёб бумаги в одну кучу, а правой настежь