Бунтующий Яппи. Василий Богданов

потолком радио хрипело: «Сегодня товарищ Черненко…» Внезапно диктора прерывал бравурный военный марш. На кухню, шаркая тапками, приковыляла женщина со страдальческим лицом, открыла кран и стала жадно пить воду. Скоро пришла Русликова мама и привела Руслика. Он тоже был вымытый, и волосы у него, как и у меня, были расчёсаны на ровный пробор. У Русликовой мамы полное красивое лицо, как у Василисы Прекрасной. Она ласково посмотрела на меня, а я ей улыбнулся и поздоровался. Хотелось, чтобы она меня обняла и прижала к своей пышной груди. А с Русликом, подлым предателем, я здороваться не стал. Он вскарабкался на табуретку рядом со мной и пихнул меня в бок. А я сказал:

      – Предатель.

      Он хихикнул:

      – Ты чё, поверил? Я же притворялся. Я же тебе сказал: Миха, притворяйся, что мы с ними заодно. Здравствуйте, Елена Андреевна. – Руслик с фальшивой вежливостью поздоровался с моей мамой.

      – Здравствуй, Руслан. Чего-то тебя сегодня с Глебом было не видно.

      – А он не захотел с нами играть. Миха, – зашипел он мне на ухо, – я же тебя никогда не предам. Мы ведь закадычные друзья. Точно?

      – Точно.

      – Они тоже поверили, что я с ними. Если б я не притворился, мы бы провалили задание. А так я у них карту спиздил. Вот.

      Он развернул.

      – Не матерись, мама услышит.

      – Мы теперь герои. Чапаеву дали орден, а Петьке – медаль.

      – А какой?

      – Орден славы и медаль за отвагу. Завтра последний бой с беляками. Будешь драться?

      – Буду, конечно. Мне недавно новый пистик купили.

      – Баско. Вытаскивай завтра на улицу.

      Я размешивал кашу ложкой. Наши мамы разговаривали в углу кухни. А баско Руслик притворился, что он за них. Даже я поверил. Думал, всё уж – предал он меня, а оказывается, нет.

      Сегодня нам разрешили спать на улице. Мы с Русликом вытащили старые скрипучие раскладушки и поставили рядом под нашими окнами. У Руслика одеяло оранжевое в клетку, а у меня синее в ромбик.

      – Спокойной ночи, – сказала мама.

      – Спокойной ночи.

      Она ушла. Скрипнула дверь. А я залез под тёплое одеяло и сделал себе нору. На улице становилось свежо, а в норе было тепло и уютно. Я представил, что я хомяк. А Руслик сел на скрипнувшей раскладушке и завернулся в оранжевое одеяло, высунув нос наружу. Получился вигвам.

      – Я часовым буду, – сказал.

      Небо быстро наливалось синевой и спускалось вниз. Стрижи с пронзительным криком чертили круги. Я знаю – это к грозе. Деревья притихли. Я поворочался под клетчатым одеялом. Сумерки стремительно густели, и на соседней кровати виднелся только задумчивый силуэт индейской хижины.

      – Я сейчас крикну: Катя, я тебя люблю, – сказал из темноты Руслин голос.

      – Не надо, дурак.

      – А я всё равно крикну.

      – Ну и валяй.

      Катины окна были над нами на втором этаже. Красивая девочка Катя Цветкова.

      – Катька, я тебя люблю, – шёпотом сказал Руслик.

      – Громче.

      – Я