Марго и демиург. Роман. Маргарита Минина

Нет, мы хотели поговорить о том, что представляет собой нынешний театр, и о наших с вами общих творческих планах.

      ***

      АМ снова выдержал театральную паузу, обводя лукавым взглядом наше собрание, и продолжил, воспользовавшись своим любимым риторическим приемчиком:

      – В этой связи у меня для вас две новости. И обе плохие. Так что начну, пожалуй, с нынешнего состояния дел «на театре». Вы, конечно, слышали, что театр считается самым условным из всех жанров искусства.

      Мы закивали головами.

      – А что это означает? Хорошо это или плохо?

      – Наверное, хорошо, – раздалось несколько не слишком уверенных голосов.

      – Нет, плохо. Я бы даже сказал – ка-та-стро-фич-но! Ведь откуда взялся этот термин «условный»? Очень просто – от слова «условиться», договориться, или, используя умное словцо, достичь конвенции. Конвенции между кем и кем?

      Мы молчали. Только вечный всезнайка Круглов вставил:

      – Между актерами и зрителями?..

      – Умница Леша, – улыбнулся АМ. – Только, пожалуй, еще шире – конвенция между зрителями и театром вообще. Включая, в первую очередь, автора пьесы и режиссера – нынче главной фигуры в театральном процессе. И суть этой конвенции состоит в том, что актеры как бы изображают, что на сцене все происходит, как в жизни. А зрители делают вид, что верят в то, что изображают лицедеи на сцене, что это все «взаправду», и они, зрители, мол, всячески этой «взаправде» сопереживают.

      Вот это повальное стремление, чтобы все было, «как в жизни» – и есть главная беда современного театра. Актер нам изображает, что он Гамлет, принц датский, в одиночестве мучительно думающий свою думку. При этом он якобы не слышит сморкания, покашливаний, а то и храпа, доносящегося из зала. Или звонков мобильных телефонов. А зритель «не обращает внимания», что ус у актера приклеен плохо и вот-вот упадет, что загнулся уголок декорации, а, главное, что никакой это не Гамлет, а всем известный Иван Иваныч, народный артист. «Ах, как он вжился в роль, как он перевоплотился, – восторгаются добросердечные зрители. – Вот оно – мастерство великого актера!» А великий актер произносит с трудом заученный текст, и видно, что он страдает от тяжелого похмелья «после вчерашнего», и у него тяжелый насморк или зуб болит.

      Да и зрители не лучше. Мысли их витают где угодно. Они думают об испорченном бачке в сортире, и что завтра с утра надо вызвать сантехника, о том, что премию на службе снова «зажали», что чадо приносит из школы двойки. Но при этом они все-таки силятся сосредоточиться, чтобы худо-бедно «включиться» в процесс и начать сопереживать («зазря, что ли, ухнули столько денег на билеты?»). Иногда им все-таки удается заставить себя, но на это уходит пол спектакля. И только зритель включится, как тут же наступает антракт. Все спешат в буфет за бутербродами и мороженым. А «настоящая жизнь» на сцене на полчаса обрывается. Ну, и так далее.

      ***

      – Словом, братцы вы мои… и сестры, актеры и зрители