Без утайки. Повести и рассказы. Сергей Чевгун

как у других, а у меня большинство историй почему-то начинаются с выпивки. Сам не знаю, за какие грехи несу этот тяжкий крест. Не иначе как в детстве Венички Ерофеева начитался. А ведь так хорошо все начиналось! Зашли в кафе, за стол сели. Завели разговор по душам. И Фиолов: рассказ мой читал, два раза за бутылкой ходил. И правда, гений.

      Вспомнив про гения, я с трудом открыл глаза и повел взглядом по сторонам. В сером предутреннем мареве проступало что-то из мебели. Пахло пролитым пивом и вчерашней пепельницей.

      Надо было вставать – и идти.

      Но – куда? И зачем?

      – А живые здесь есть? – услышал я знакомый голос…

      Убедившись, что живые в комнате есть, поэт поднялся с кресла, на котором лежал, и выдернул из-под стола полбутылки вермута.

      – Ну, ты вчера был хорош! Пришлось к себе везти. Еле добрались, – слушал я хриплый голос своего спасителя. – А рассказ у тебя замечательный… Прямо Шекспир. Без дураков, – поэт глянул на опустевший сосуд и помрачнел. – Надо же, как быстро кончилось!..

      Деньги у меня были. Вдвоем с поэтом сходили на угол. Взяли две, чтобы лишний раз не обуваться. Потом я слушал баллады, сонеты, рубаи, рондо и хокку, которые мне вперемешку читал поэт. А еще потом мы позвонили в журнал и узнали: Фиолова нет, с утра не приходил.

      – Наверное, к Надежде Павловне вчера поехал, рассказ твой показать, вот и задержался, – предположил Штопоров, и почесал небритую щеку.

      – Кто такая Надежда Павловна? – спросил я.

      – Из критиков. Бродского знала, к Синявскому в гости ездила, – поэт рассеянно плеснул вина в стакан и рассеянно же выпил. – Если хочешь, могу познакомить. Момент!

      Штопоров ухватился за телефон и торопливо застучал по кнопкам:

      – Алё! Это Надежда Пав?.. Тьфу, ты, блин! Не узнал. Привет, Боря. Ты как?.. Понятно. А я тут с Епихиным сижу. Ну, с которым вчера… Понял, понял. Не много? Ну ладно. До встречи!

      Шлепнул трубкой по аппарату и поднял с пола пиджак.

      – Все, поехали. В гости. По дороге что-нибудь возьмем, – торопливо говорил он, застегиваясь через пуговицу. – Ну, Фиолов, ну, змей! Одиннадцати еще нет, а он с Надеждой Павловной уже последний коньяк допивает.

      Не помню улицу и дом, куда мы поехали в тот памятный осенний день. Это где-то на Беговой. Наискосок от метро – и дворами, дворами… дворами. В кармане булькала перспектива общения с критиком Надеждой Павловной, знавшей Бродского и гостившей у Синявского. Жизнь была хороша. Сентябрь шуршал под ногами и требовал продолжения банкета.

      Ох, и везет же тебе, Епихин! – думал я, пробираясь вслед за поэтом через линялые московские дворы. Всего-то месяц в столице, еще студенческий билет толком обмыть не успел, а уже с поэтом Штопоровым на дружеской ноге. Теперь вот критик на пару с гением в гости ждут. Это вам не на улице Добролюбова графоманов слушать!

      – Ты главное, с Надеждой Павловной поздороваться не забудь, – на ходу наставлял меня поэт. – И что-нибудь ей приятное скажи. Ну, там,