Ангелы. Дарина Грот

Розе я не стал ничего говорить, дабы не травмировать ее нежную психику и мои чувствительные уши. Я не стал есть, только налил чаю и пошел в комнату. Проходя мимо берлоги Люца, я ожидал услышать там привычные охи и вздохи, но там была гробовая тишина. Что можно было делать с девушкой в такой тишине? Я пожал плечами и пошел дальше – проверять мне не хотелось.

      В моей же комнате тухло горел замученный до смерти ночник со стороны Розы. Она не спала. Облокотившись на все подушки, она лежала и что-то выписывала из какой-то книги в тетрадь. Она даже словно не замечала меня: писала себе и писала. Я остановился у дверей и уставился на нее. Горячая кружка обжигала мне руки, но я не мог пошевелиться, сам не знаю, почему.

      Роза провела рукой по щеке, убрала белоснежные волосы за ухо и, видимо, увидела меня. Она сразу же скинула учебники и тетрадки и подошла ко мне.

      – Где ты был так долго? – спросила она, улыбаясь.

      Я молча смотрел в ее большие глаза: они были прекрасны, глубокие и наивные. Иногда мне казалось, что они умели менять цвет. В принципе это всегда был цвет океана, но порой он мог быть нежно-голубым, когда у нее было хорошее настроение. А иногда, как тогда, они были темно-серого цвета.

      Нет, Роза не злилась. Обычно в синеве ее глаз отображалась светская страсть, которая требовала меня. Я, как слабак, не мог отказать девушке в таком желании. Я не стал отвечать на нее вопрос, просто приобнял рукой за талию и медленно двинулся к столу – мне срочно нужно было поставить куда-нибудь кружку, ибо мои руки были словно на сковородке, от них почти что уже шел пар.

      Добравшись до стола и избавившись от проклятой посудины, я начал целовать Розу, мысленно забывая о боли на ладони. Роза могла прикинуться подорожником, причем очень эффективным…

      В ту ночь я был удивлен: звуки страсти разносились из моей комнаты, а в комнате Люца, как будто ядерная война прошла – ни жизни, ни смерти, ничего. Я уже подумал, что они к Мелише пошли.

      На самом деле меня это не очень интересовало, я не вел записей о своих сексуальных похождениях, в отличие от брата, но когда я проснулся почти под утро и пошел вниз сделать чайку (это было вполне нормальным что для меня, что для брата). Я обнаружил на кухне Люцифера, с безумно постно рожей и с чаем в руках. Значит, нервотреп все-таки был дома, раз сидел в одних трусах, с взъерошенными волосами, что говорило о том, что он, видимо, спал, ну или хотя бы валялся.

      Я прошел мимо, не стал разговаривать с ним. Но мне показалось, что у него на лице некая, почти глубочайшая скорбь. Дальше я уже не мог молча ходить и делать вид, что все замечательно. Поймать тоску на роже Люца было равносильно поймать фотоаппаратом молнию в небе. Этот ублюдок, в принципе, не умел печалиться, он был настолько отчаянным, самовлюбленным и самоуверенным, что все минорные чувства просто презирал, что опять же дано не каждому. Поэтому мне даже стало интересно, что, черт возьми, могло случиться, что заставило жизнерадостного кретина сидеть и грустить.

      Вдруг неожиданно я подумал, а вдруг мне все снится, что это просто мой глупый сон. Ну, никак я не мог поверить в увиденное!

      – Ты