Чужими руками. Детектив. Елена Касаткина

одновременно. Все последующие два года жизни молодой супружеской пары она отыгрывалась на невестке, как могла, постоянно терроризируя её своими вечными придирками.

      Девушка терпеливо молчала и хотя по натуре своей она была милым и нежным созданием, но чувство озлобления росло в ней с каждым днём…

      – Да, дело действительно необычное, – задумчиво протянул Махоркин.

      – А Вы заметили, шеф, что никто из членов семьи даже ни всплакнул, ни вскрикнул, ни упал в обморок, узнав о смерти их близкого человека? Все они скорее выглядели растеряно, чем расстроено. – В те редкие минуты, когда Лена становилась серьёзной, её красиво изогнутые брови прижимались к переносице, образуя силуэт чайки. – С чего бы это, как Вы думаете?

      – Ну, вряд ли все они сразу впали в ступор, нет, тут что-то другое, что-то за этим стоит, – не дожидаясь ответа от начальника, Лена продолжала высказывать свои мысли вслух, как будто Махоркина в кабинете и не было.

      – Мне кажется, Вы даже знаете, что именно… – решил вклиниться в ход её мыслей следователь. – Не удивлюсь, если вдруг окажется, что Вам уже и имя убийцы известно, – насмешливо добавил он, открывая папку с материалами дела.

      – Может и знаю, но Вам не скажу, – вильнув бёдрами, Лена выскочила из кабинета, оставив в нём еле уловимый запах французских духов Пуазон.

      «Детский сад какой-то», – улыбнулся Махоркин. – «А ведь она права, глубокой печали по поводу убийства хозяйки дома никто из семьи не выразил. Пожалуй, только дочь была действительно раздавлена случившимся, а все остальные – что-то не очень».

      – Мама, ну, сколько можно, – Игорь вбежал в кухню, где Вера, сидя за столом, лепила пельмени.

      – Что? Зайка опять наябедничала тебе на родную мать? – Вера Павловна намерено старалась высмеять ласковое прозвище, которым Игорь называл Лизу.

      – Зачем ты третируешь её?

      – Я?! Третирую?! Мне, что и слова в собственном доме сказать нельзя, – повысила голос Вера Павловна.

      – Мам, ну зачем ты так, – защитник из Игоря был плохой, он привык во всём слушаться свою мать и о том, чтобы высказать ей своё возмущение не могло быть и речи. – Лиза опять плачет.

      – Ничего страшного. Пришла на всё готовое, так пусть слушает, чему её старшие учат. – Вера отвернулась к окну. – Для вас же стараюсь. И не мешай мне обед готовить.

      Игорь подавленный вышел в коридор. «Нет, так больше не может продолжаться»…

      Несмотря на показания контролёра Петровича, словесный портрет мужчины бросившего рюкзак был достаточно размытым. Петрович мучительно подбирал слова, чтобы дать более точное описание, но скудость образного мышления и косноязычие не позволяли ему это сделать.

      – Ну, как же так, Петрович, – сетовали милиционеры, – ты же его за грудки хватал?

      – Ну, хватал.

      – Значит, лицо его должен был разглядеть?

      – А чё его разглядывать, он чё