*Цена прошлого#. Саша Селяков

тебе еще одну статью добавят. Убийство, – сухо констатировал Большой.

      – Уже добавили. Но только не убийство, тяжкие телесные повреждения, приведшие к смерти.

      – Тот же хер. От пяти до пятнадцати. Еще один особотяж.

      В моей голове побежали цифры. Страшные цифры. Бегущая строка моей жизни. Я не мог их сосчитать – мой мозг отказывался решать это уравнение и сбрасывал ответ.

      – Одна от восьми… другая от пяти… – Большой говорил медленно, и каждая цифра, словно раскаленным клинком, пронзала меня насквозь, – тринадцать строгого режима. И это минимум. Максимум, я думаю, ты сам сосчитаешь.

      – Тринадцать лет… – я не знал, что сказать, подобная арифметика не укладывалась в моей голове.

      – Держи, братан! – Руслан протянул мне кружку чифира.

      ######

      А ведь действительно, как будто бы и не уезжал. Границу между днями сглаживала однообразная повседневность, и не будь у нас телевизора или хотя бы календаря, мы бы точно потеряли счет времени. Теперь я понял, зачем узники оставляли зарубки на стенах, обозначая проведенные в неволи дни.

      – Руся, а ты сколько уже здесь?

      – Я? Щас скажу… Так, а сегодня какое число?

      – Двадцать пятое.

      – Двадцать пятое… – он наморщил лоб и посмотрел на потолок, – год и месяц выходит.

      – Так долго? Но почему?

      – Это у ментов спросить надо. Сейчас вообще долго судят. Большой вон уже полторашку сидит, Домик трешку…

      Мы стояли возле урагана и ели лапшу быстрого приготовления. Дрянь, конечно, но если добавить туда приправы, лучка, нарезанной мелкими кубиками колбаски, то получится очень недурно. А если еще и майонеза сверху, так вообще сказка. Доев, мы помыли тарелки и закурили.

      – Ява золотая! Мои любимые!

      – Да, ничего такие, – согласился я, – крепкие.

      – И по цене нормальные, не то что эти кенты – тридцать с лишним рублей пачка! Ну, куда это?

      – А помнишь, вы просили у меня пару пачек на общее, это как понять?

      – Тюремный общак. Он собирается в каждой порядочной хате. Вот получает кто-нибудь из нас передачу и туда, – Руся показал на картонную коробку под шконкой Большого. – Кладет все, что считает нужным. Основное, конечно, сигареты и чай.

      – И? Куда это потом девают?

      – В конце каждого месяца отправляем все в тюремный «котел» – хату, где сидит положенец. Там это все подсчитывают и используют на людские нужды.

      – Как это? Например.

      – Здесь есть транзитный корпус – пересылка. Люди едут из других управ и ждут там этапа на следующую пересылку. Вот, например, везут его из Владика в Москву, так он десяток таких пересылок проедет, на каждой из которых будет не меньше месяца сидеть. Естественно, у него уже нихера не будет – ни курить, ни заварить. Вот мы нашему брату и помогаем, с общака транзит всегда греют. Транзит – лицо централа.

      Руслан выпустил длинную струйку дыма и продолжил:

      – Есть еще больничный корпус, там сидят те, кто ждет этапа на областную больницу или те, кого могут вылечить здесь. Туда