Перепутье (сборник). Вадим Дядик

шастают всякие японцы, американцы и прочие лица иностранного происхождения! Окончательно разомлев от пара, Чуркин махнул рукой и перестал думать на эту тему.

      Вспомнился их диалог с инвалидом при выходе из автобуса:

      «– Лёгкого Вам пару, сеньор!

      – Благодарю, кабальеро!»

      Это «кабальеро» вырвалось у него автоматом. Со школьных лет, когда они, троица неразлучных друзей, с девятого класса звали друг друга не иначе как «кабальеро» или «идальго», иногда добавляя «дон». Все они были «донами»: Мишка – дон Мигель, Родик – дон Родригес и он, Шурка, – дон Сандро. Тогда они были рыцарями «Ордена дон Кихота», которые защищали честь и достоинство «прекрасных дам» (в смысле – девчонок своего класса, а иногда и школы) и, вообще, всех слабых и обиженных…

      …Боже мой! Как давно это было! Как будто в другой жизни! И его встреча с Катериной – тоже. Может быть, это и правда был только сон. «Чудный сон…»

      Из парилки он, розовый, сопровождаемый облаком пара, вышел сразу в раздевалку, открыл пиво, немного пригубил и, закрыв глаза, молча погрузился в раздумье. Он отстранённо слышал, как из мыльного отделения, мягко шлёпая босой ногой и постукивая костылём, инвалид подошёл, очевидно, к своему шкафу, и сел. Чуркину, вдруг, почудилось, что его кто-то позвал: «дон Сандро». Чуркин открыл глаза: закутанный с головой в простыню так, что «торчали» только глаза, инвалид молчал, но внимательно изучал Чуркина взглядом. Смутившись, Чуркин, вдруг, жестом предложил ему пиво, но тот, тоже жестом – приложив руку к груди и склонив голову – отказался. Чуркин смутился ещё больше и снова закрыл глаза. Но слухом он уловил, как опять прошлёпали босая нога и костыль, открылась и закрылась дверь, и в «предбаннике» начался какой-то разговор. Но его это уже не интересовало: может быть, в тысячный, раз он погрузился в приятые грёзы последней встречи с Катериной… А сколько раз он пытался разыскать её и хотя бы просто посмотреть на неё ещё раз, хотя бы издали… Как ни как – замужняя женщина… «Как хороши, как свежи были розы…» – грустно улыбнувшись, мысленно процитировал Чуркин…

      – Бедный идальго вспомнил жаркие объятья Дульцинеи Тобосской?

      – Нет, Кате… – машинально поправляя, начал Чуркин но, спохватившись, осёкся и открыл глаза.

      Перед ним стоял «инвалид» и, иронично улыбаясь, ждал. Он был на двух ногах!.. Правда, вторая была протезом. Исчезли патлатые волосы головы и бороды. Вместо них – стрижка «под нуль» и аккуратная испанская бородка с лёгкой проседью. Чуркин ошалело поморгал глазами и, наконец, с вызовом и даже с неприязнью произнёс:

      – А вам, собственно, какое до этого дело?

      – О, дон Сандро! Когда бедный идальго в беде, кабальеро Родригес обязан оказать посильную помощь… Или дон Сандро забыл клятву рыцарей «Ордена дон Кихота»?

      – Родион?.. Это – ты?.. Ты?!. Боже, мой! Родька! Господи, дон Родригес! – «дон Сандро» медленно поднялся и, боясь поверить своим глазам, осторожно дотронулся пальцем до «дона Родригеса».

      – Я это, Шурик, я! Ты куда запропастился?

      – Это