Времена. Избранная проза разных лет. Виктор Гусев-Рощинец

так что если бы он просто крикнул «пуся» («Пу-у-ся-я!» – ведь чего только не кричат из зала), то равновесие в мире было бы немедленно восстановлено. Нет, рукоплескали теперь другим дивам, тараторившим бойко в упоении собственной красой и грядущей славой. Иврит перемежался русским, английским, но никого не переводили, форма довлела сама себе, содержание речей к делу не относилось. Нарциссическое действо близилось к апогею. Кристиан Диор и Вячеслав Зайцев уже раздали свои награды, а вкупе и другие законодатели мод (ах, если бы счастье хоть одним коготком увязло в этом блистающем озерце кружев, красок и запахов!) – и уже определился круг финалистов, чьим великолепным ногам, вконец измученным непомерно высокими каблуками, предстояло одолеть последнюю «выводку»,

      Без особого удивления Саша обнаружила себя среди этих последних. Она всё уносилась мыслями в дом на набережной, где отец снимал комнату у одинокой старухи, похожей на Голду Меир, пыталась представить себе, что он делает. Теперь она точно знала, что его нет на трибунах, заказанный ему пропуск остался невостребованным, отец скорей всего сидит перед телевизором – «болеет»; так он поступает со своими футбольными страстями: изживает перед экраном – но никогда на стадионе. В этом он весь. Приступы неуёмности, энергические порывы сменяются глубокими спадами настроения, едва ли не депрессией – тогда он днями лежит, отвернувшись лицом к стене, не отвечая на вопросы. Нетрудно вообразить сколько сил затрачено, чтобы добиться для неё двойного гражданства, а ещё раньше, того же ему, в годы глухие, только-только окрасившиеся первым светом забрезжившей свободы. А этот конкурс? Ей, москвичке, и вовсе даже не еврейке «по закону» (мать – русская, отец – полукровок) домогаться титула «мисс Израиль?»?! Нет, это невозможно – сказали отцу в оргкомитете, – они сожалеют, потому что «объективные данные» (90-60-90-192) по праву могут быть названы выдающимися, к тому же – неоспоримая красота и ум, светящийся в глазах (качество ценное вдвойне) делают победу его дочери почти неизбежной. Другой бы отступился, но не таков был её отец. Он выторговал и права ей бороться за «престол королевы» – куда взойти она была просто обречена в силу одного своего здесь присутствия. Она не то чтобы это знала, как нечто решённое, о чём можно забыть, не опасаясь за последствия, – факт её будущего «царствования» лежал в потаённости, ничем о себе не заявляя, и тем давал мыслям единственно верное направление. Может быть только бурные аплодисменты зрителей, сопровождавшие едва ли не каждый её шаг, и даже наградившие тот неуклюжий так называемый тост, произнесенный хриплым, срывающимся от волнения голосом, – косвенно свидетельствовали о предрешённости её победы.

      И вот теперь он не пришёл. Как это на него похоже! Она не могла помнить – рассказывала мама. Решение отца уехать на «историческую родину» (чего никак не приветствовала даже бабушка-еврейка) и добиваться там «положения в обществе»