Времена. Избранная проза разных лет. Виктор Гусев-Рощинец

заблудшим душам, наставил на путь истины.

      – Сущность истины – это свобода, мама. Ведь я же свободный человек?

      – А знаешь ли ты, дочь моя, что свобода – это осознанная необходимость?

      Мать парировала как всегда на пределе возможностей, сформированных советской образовательной системой. А с тех пор, как приняла обряд крещения, нередко облекала свою речь в церковную навязчивую стилистику. Хотя вряд ли можно было назвать её верующей – для этого ей не хватало, вероятно, подлинной веры.

      – И причём тут моё здоровье? – продолжала настаивать Александра. – Две недели у моря, я уверена, мне не повредят.

      – А я в этом совсем даже не уверена. Не думай, что болезнь, которая в детстве доставила столько мучений, обязательно отступает с годами.

      Камнем преткновения в споре был таинственного происхождения недуг по имени «аллергия»: Саше возбранялось подпускать к себе «на пушечный выстрел» кошек, собак, лошадей и всех прочих «шерстяных животных», как называла их мать, во избежание приступов удушья. Однажды, после часовой прогулки в санях, запряженных вороной лошадкой, девочку привезли с «отёком Квинке». Приступ мог начаться в сосновом бору, на лугу в пору цветения – тогда «списывали» его по статье «пыльца», хотя какие именно растения производят гибельное семя так и не было установлено. Поэтому избегали всяческих дальних поездок, в места, где могли произрастать вредоносные цветы и травы, да ещё явить себя акклиматизация, добавив хлопот со «здоровьем ребёнка».

      – Я уже не ребёнок, мама!

      – Для меня ты всегда будешь ребёнком. Осмелюсь тебе напомнить, что лишь по этой причине мы не остались там. По ночам мне не давало заснуть твоё свистящее дыхание. И если б мы не сбежали оттуда вовремя, одному Богу известно чем бы всё это кончилось. Отцу нечего было возразить, как врач он понимал всю опасность твоего пребывания в субтропиках.

      Ей всегда казалось, что мать немного лукавит, как бы перекладывая вину за окончательный разрыв с отцом на её «аллергию». («Мамочка, не возлагай ответственность на мои хрупкие плечики», – говорила она посмеиваясь, глядя в зеркало на представшую в отражении двухметровую без малого стать с разворотом плеч богини.) За год, прожитый в Хайфе, сколько помнилось, не было ни одного серьёзного приступа. Она, конечно, не ручается за свою память, ей было всего лишь три года, но ведь болезни и праздники имеют свойство запоминаться с пелёнок. Кто это сказал: «время праздника – вечность»? Может быть, это она сама придумала? Ведь поэтические строчки слетают откуда-то сверху так неожиданно! Успевай только сортировать – своё-чужое, – а чуть замешкался – и любая, даже самая красивая метафора, не поставленная опорой мысли, выдыхается, опадает сухим листом.

      Пользуясь каждой маленькой передышкой, остановкой, паузой она искала отца, методично пробегая глазами по рядам партера, амфитеатра,