Сказ про сестрицу Алёнку и братца Орея. Елена Александровна Асеева

Лучи красна солнышка впорхнули меж хвоинок и ветвей ели да малой толикой осветили стоящих в недрах обок ствола ребятушек. Совсем неспешно лапники, расплетясь, испрямились отвесно оземи, а нижние и вовсе прилегли на нее родимую да маленечко качнувшись, замерли, точно сказавши детушка: «Погостили-де обок нас, пора и выходить на кулигу».

      Орей да Алёнка, однако, медлили, даже тогда, когда ветви застыли, окончательно перестав покачивать хвоинками. Не решались чего сказать, кого позвать, поелику понимали, что это ктой-то чудной совершил пробуждение ели…

      А кто ж мог такое сотворить?

      Да, итак ведомо, любой дух, тот каковой слыл хранителем не токма славянского род, как деды, чур, но и те каковые сберегали леса, реки, озера, болота по всей раздольной Мать-Сыра-Земле. И кого всегда почитали, уважительно величая дедушкой али матушкой. Знали детки с сызмальства, что и сама Явь живыми созданиями полна, не только деревья могли говорить, вода петь, огонь плясать, но и каждому клочку землицы был положен свой страж, помощник, чтобы люди почитали землю-матушку, и никады на ней не озорничали.

      Однако нынче тот, кто спас ребятушек, просматривался сквозь ветви ели и стоял, должно быть, всего-навсего в нескольких шагах от нее на опушке, как раз там, где до нападения Скипер-зверя и его приспешников находилась бабушка Обрада.

      – Здравия вам, Алёнушка да Орюшка, – наконец молвил дух и голос его нежный певучий наполнив прогалину, просквозил сквозь ветви и хвоинки ели, преисполнив братца да сестрицу неловкостью от осознания, что прячутся они от собственного спасителя.

      Мальчугашка уже готов был выйти из-под сени ели, как неожиданно нижние ветви дерева малешенько качнувшись, распахнулись, создав, таким образом, неширокий проход. И тотчас яркий солнечный свет проник под дерево, где хоронились дети, осветив всю сень и чуточку ослепив глаза. Орей и Алёнка немедля сомкнули очи да толком не проморгавшись, с полуприкрытыми веками направились по образовавшемуся проходу на опушку. Сначала братец, лишь потом сестрица, медленно ступая по густому покрову сухой хвои, усыпающей землю, мягкими подошвами кожаных порабошней, стянутых по краям ремешками кои косыми перекрестьями подвязывались поверх холщовых онучей оборами к ногам.

      Детвора вмале покинула сень ели, и, выступив на полянку, сразу замерла, принявшись часто-часто моргать и тем, обвыкаясь к белому свету. Меленькие звездочки еще совсем чуть-чуть витали поперед глаз, а когда погасли или вошли в лапники деревьев окружающих опушку, первое, кого увидели Алёнка и Орей, так стоящую перед ними девицу. Весьма высокую и юную, может шестью-семью их летами старшую, и дюже худенькую, точно никогда толком и не евшую. Это братец и сестрица так подумали (и помыслили зараз да оба) потому как привыкли, что в их славянском роду все женщины (как, впрочем, и мужчины) были в теле и бабушка, и матушка и сестрицы. Дивным казался цвет духа, наполовину