Однокурсники. Петр Боборыкин

"пугать" не будет.

      – В "Альпийскую Розу"… пожалуй. Там цены демократические.

      – Ну, что еще за глупости!

      – Нет, Авив, каждый за себя.

      – Ну, ладно. Так в сенях рандеву… А то как же так: столько времени не видались?!

      Щелоков сильно потряс его руку и пошел в кресла.

      Так и остался Заплатин с желанием развить свою идею. Он разовьет ее в "Альпийской Розе". Да и сам Авив всегда его интересовал.

      Таких – в его среде – вряд ли много гуляет по Руси. Сочинил он себе "свою веру" или нет, но он не изувер, и его "столоверство" и тогда – два-три года назад – было очень широкое.

      И нота о "свободе совести", зазвучавшая в нем так внезапно и так кстати – для того, кто сразу его понял, – показывала, что он ушел вперед, даром что торгует ситцем в Юшковом переулке.

      Опять в полной мгле пришлось Заплатину пробираться до своего дешевого места на верхах.

      Протяжный, унылый звук гонга раздался, как раз когда он поднялся наверх.

      Он помнил содержание последнего акта. Но не фабула тянула его к себе; а то, как будет передано настроение последней картины той жизни, которая, на оценку Щелокова, "отдает кисленьким" и "отшибает клиникой".

      Все притихло. Ткань занавеса раздвоилась на две половины.

IV

      В «город» Заплатин еще не попадал, с тех пор как водворился в Москве.

      Ему всегда нравилась Красная площадь, с новыми Верхними рядами, особенно ночью, в электрическом свете.

      Красивый пошиб этих чертогов мирил его с сутью рядской жизни.

      Но сегодня он был менее строг в своих чувствах ко всему, что отзывается "купецкой" Москвой.

      Встреча с Щелоковым и долгая полуночная беседа в "Альпийской Розе", где он настоял на том, чтобы заплатить отдельно за свою порцию холодной солонины, – в связи с тем, что он идет к Авиву, в его оптовый склад в Юшковом переулке, – настраивали его мысли в такую сторону, куда обыкновенно он их не пускал.

      Перед ним стал вопрос: не слишком ли он кичится званием студента, тем, что сопричислен к "лику интеллигентов", как за ужином в "Альпийской Розе" выразился Авив на своем рядском жаргоне.

      Взять того же Авива. Разве он что-нибудь потерял, что "убоялся бездны" и вышел с третьего курса? Он мог бы оставаться и в студентах, повременить с государственным экзаменом и все-таки взять ученое звание.

      Не счел сам нужным. Он очень начитан. По своей вероисповедной части – настоящий "начетчик"; греческого не забыл, и Новый Завет читает каждый день в оригинале. Апокалипсис знает чуть не наизусть. И философские книжки любит читать и по-русски, и на двух иностранных языках.

      Ну, кончил бы он? Какая разница? Только тщеславие свое потешить?

      Все равно – он на службу бы не пошел. На казенную службу сектантов не принимают.

      Авив еще на втором курсе, бывало, в аудиториях развивал идею, что главная порча нашей интеллигенции – дипломы и права по службе, что не нужно их вовсе. Тогда будет свободная наука, как свободна должна быть церковь, отделенная от государственной власти.

      Он логичен, как во всем, что говорит и делает.

      И