Однокурсники. Петр Боборыкин

начал опять теми же словами Заплатин, все еще не поднимая ресниц. – Там я нашел девушку… из ряду вон… дочь врача. Уже второй год, как кончила гимназию с медалью.

      – Красива?

      – Очень. Отец болезненный… Вообще неудачник. Матери нет. Она стремится сюда, на курсы.

      – На новые?

      – Да, Сергей Павлович.

      – Далось вам мое имя-отчество! Чокнемся и, если не побрезгаете, – выпьем на "ты". Нам давно пора бы.

      – Я душевно рад!

      Они выпили.

      – И вы этой девицей немного увлечены?

      – У меня… к ней… серьезное чувство. И даже… я опять не скрою…

      – От тебя, – подсказал Кантаков.

      – Что мы уже дали слово…

      – Не раненько ли?

      – Она подождет. Год пройдет незаметно. Может, и больше.

      – Что ж! Нынешние девушки умеют ждать… За здоровье твоей нареченной… Ее имя?

      – Надежда Петровна.

      Они еще раз чокнулись.

      – И ты ее ждешь?

      – Ее задержали разные разности. Через неделю будет здесь…А если не удастся поступить сразу… она будет ходить на коллективные уроки.

      – Совет да любовь! Впору пропеть: "vivant omnes Virgines!" Впрочем, что я… не omnes, а одна. И какое имя для штрафного – Надежда!

      Они опять чокнулись, и звонкий смех Кантакова разнесся по всей зале.

III

      Узким тротуаром, в мглистый, туманный вечер, пробирался Заплатин по Каретному ряду. Газовые рожки фонарей слепо мигали; но вдали бело-сизый свет резкой полосой врывался поперек улицы.

      Там – театр, для него еще совсем новый. До своего удаления он всего раз попал туда – не до того было.

      И вот теперь – когда осмотрелся и вошел в прежнюю колею – потянуло его в театр. В Москве без этого нельзя жить.

      Мечтал он пойти в первый раз с Надей. Ведь она никогда в Москве не бывала; но она опять на неделю, а то и на две, отложила приезд. Отец расхворался, и ей нельзя оставить его одного.

      А на дворе давно уже октябрь.

      С ней он, "первым делом", пошел бы в Малый театр. Только там она не найдет того, что было десять и пятнадцать лет назад. Да ведь и он сам уже не захватил той эпохи.

      На этой неделе он колебался – остаться ли ему верным традиции и начать непременно с Малого или пойти в Каретный ряд, в театр с новым "настроением" и в репертуаре, и в игре, и в обстановке.

      Каретный ряд пересилил. О билете надо было позаботиться заблаговременно. В студенческой братии этот театр – самый любимый, и почти каждый вечер в кассе аншлаг: "Билеты все проданы".

      На первые два месяца у него – после взноса за ученье – финансов хватит, если не позволять себе лишних "роскошей". Но еще раньше он – по примеру прежних лет – раздобудется и работой. Ему не то чтобы чрезвычайно везло по этой части, но совсем без заработка он никогда не оставался и не пренебрегал никаким видом занятий, от корректур и уроков до переводов и составления промышленных и торговых реклам, какие печатаются на больших листах цветной бумаги.

      Добыл он себе билет на пьесу, которую читал больше двух лет назад, но не видал здесь. Она в Петербурге потерпела