Святыня. Деннис Лихэйн

возможно, Тед Качински был все же прав.

      – Тед, – сказала она.

      – Качински, – добавил я.

      – Качински.

      – Бомбист, – уточнил я.

      – Бомбист, – задумчиво повторила она.

      Я улыбнулся ей.

      – Ах да, – внезапно встрепенулась она. – Бомбист! – Ее взгляд прояснился. Она оживилась, словно внезапно сбросила с плеч огромную тяжесть. – Понимаю.

      – Понимаете? – Я наклонился вперед, подавшись к ней.

      Ее взгляд вновь затуманился смущением.

      – Нет. Не понимаю.

      – Ах… – Я откинулся в кресле. В глубине офиса в углу, как раз за ее правым плечом, высилось окно.

      «Там холодно, – внезапно подумал я. – Ее продует».

      Я опять наклонился к ней через стол.

      – Отклики критики на лучшие опусы современной масскультуры обескураживают меня, Джинни!

      Она опять дернулась, отпрянула, затем улыбнулась. Видимо, такая у нее была привычка.

      – Согласна.

      – Обескураживают и ставят в тупик, – продолжал я. – И это ощущение тупика порождает гнев, гнев же, в свою очередь, порождает депрессию, ну а депрессия… – голос мой взметнулся ввысь, оглушив Джинни визгом, в то время как над подоконником возникла Энджи, а устремленные на меня глаза Джинни сделались огромными, как блюдца, и левая рука ее нырнула в ящик стола, – погружает в скорбь. Скорбь истинную, непритворную, не надо обманываться – и ты скорбишь по поводу упадка искусства и упадка критического гения и конца тысячелетия, когда все вокруг полнится ощущением фен-де-сьекля!

      Затянутая в перчатку рука Энджи закрыла окно.

      – Мистер… – произнесла Джинни.

      – Дуэн, – подсказал я. – Дефорест Дуэн.

      – Мистер Дуэн, – сказала Джинни. – Да. У меня нет полной уверенности в том, что ваше состояние определяется словом «скорбь».

      – И Бьорк… – припомнил я. – Объясните феномен Бьорк!

      – Не могу, – сконфузилась она. – Но подозреваю, что Мэнни сможет.

      – Мэнни? – переспросил я, в то время как дверь позади меня отворилась.

      – Да, Мэнни, – подтвердила Джинни, и на лице ее заиграла слабая улыбка удовлетворения. – Мэнни – это один из наших консультантов.

      – У вас есть консультант по имени Мэнни? – удивился я.

      – Здравствуйте, мистер Дуэн, – сказал Мэнни и, обойдя стол, протянул мне руку.

      Мэнни, как уверился я, когда, задрав голову, взглянул на выросшую передо мной фигуру, был необъятных размеров. Он был человекоподобен, этот Мэнни, но человеком он не был. Это была самодвижущаяся машина.

      – Привет, Мэнни, – проговорил я, когда мою руку поглотила его, похожая на бейсбольную рукавицу-ловушку ручища.

      – И вам приветик, мистер Дуэн. В чем проблема?

      – В скорби, – ответил я.

      – Да, этого добра здесь навалом, – сказал Мэнни. И улыбнулся.

      Мы с Мэнни осторожно шли по обледенелым тротуарам улиц вокруг Паблик-Гарден, направляясь к Терапевтическому центру «Утешения в скорби» на Бикон-стрит. Мэнни любезно объяснил мне, что я