Доблесть воина. Александр Мазин

Братья-христиане?

      – Не то чтобы все, но, в общем, верно. А еще шире?

      На этот раз Илья задумался надолго, потом осторожно предположил:

      – Русь?

      – Вот теперь верно! – похвалил Сергей Иванович. – Вот теперь ты правильно мыслишь. Широко.

      – Но она ж огромная, Русь! Как же я – один?

      – А ты не один, – сказал Духарев. – Мы же с тобой. Все. От юного отрока до самого великого князя. А еще запомни: доблесть, она с воином не только ввиду ворога. Она – всегда. Уяснил?

      – Не вполне, – честно признался Илья. – Но я додумаю. Скажи, а есть способ узнать, кто свой, а кто нет, чтоб наверняка?

      – Есть, – кивнул Сергей Иванович. – Как не убережешь, так и узнаешь.

Западная Русь

      На дороге – никого. Хоть что-то хорошее в осенней распутице. Никто тебя не выдаст, кроме ворон.

      И слышно далеко.

      – Едут, – озвучил общую мысль Праздничные Ворота.

      Нет, дозора они не выслали. Не ждали, что их нагонят и обойдут.

      Впереди полдесятка всадников. Возы дальше. Ну да, у распутицы есть еще один плюс: пыли нет. Но лучшие, по привычке, впереди. Где почище.

      Все – воины, судя по мечам. И все – голенькие. Без броней, даже без шлемов. Как на свадьбу едут.

      Илья хмыкнул. Вспомнил, что его как раз со свадьбы и умыкнули. Повеселился денька три от души… А очнулся в цепях, на пути в замок своего кровника, который только и мечтал с Ильи шкуру спустить. Причем медленно.

      Грабители увидели короткую стеночку, перегородившую дорогу, остановились.

      Оценивали противника, озирались, прикидывая, где остальные?

      – Эй вы! – рыкнул Илья. – С коней слезли, зброю на телегу, чтоб не марать! Тогда поживете!

      – Счас! Разохотился! – крикнул в ответ бородатый воин на забрызганной грязью каурой лошадке. – Может, тебе и стол накрыть?

      – Лишнее! – отозвался Илья. – Мы людей не едим!

      – Но поджарить можем! – подключился Гудмунд.

      – Вы сами – кто?

      Выговор Гудмунда его смутил. Он у нурмана на словенском такой же, как у германцев. И тех, и других здесь побаивались.

      – Там двое брони вынули и еще двое на возах с луками, – негромко произнес Малига. – Похоже, драться будут.

      – Ну и славно, – решил Илья. – Гудмунд, Бочар, Рулав, когда скажу «смерть» – мечите копья в тех, кто подальше, и сразу бегом. – И, громко: – Кто мы? Смерть мы ваша!

      Три копья ушли разом. У каждого – своя цель. Была.

      Пятеро русов сорвались с места раньше, чем их копья ударили в живые мишени.

      Удар копыта в щит, промельк клинка над головой, рухнувший под ноги всадник. Наступить сапогом (опора не хуже скользкой грязи), щит вправо, отбивая мах чекана, краем – в усатое лицо свесившегося врага, увернуться от лошадиных зубов, уколоть вверх, под мышку, замахнувшегося на Малигу всадника… Всё. Строй распался, они у телег. Илья вспрыгнул наверх, на груду наваленных мешков, и еще раз, на самый верх, оттуда – прыжок на две сажени, на спину понурого вола, толчок – и щитом вперед, на изготовившегося лучника.

      Стрела ударяет в щит, прошивая