Новые письма счастья. Дмитрий Быков

Потешным полком, петлею Ивана, Петра кулаком, пенькою и лесом, икрой, балыком, нефтянкой, Лубянкой, нетленкой – и всем, что успел я всосать с молоком, детсадовским, с вечною пенкой! Клянусь Кольцевою твоей, о Москва. Клянусь оборонкой, что вечно жива. Клянусь автоматом Калашникова, Гагарина горним полетом – клянусь, повторяя святые слова: “Считайте меня патриотом”.

      Я буду страшнее, чем кузькина мать, и чище, чем сорок монашек. Я буду ненаших ногами пинать, где только увижу ненаших. Я буду любить доброту, простоту, я буду любить красоту, чистоту, ее защитить я за счастье почту, коль будет нуждаться в защите, – не всякую, братцы, конечно, а ту, которую вы разрешите. Я буду с хорошею книгой дружить, зимой закалять свое тело и нашему общему делу служить, не зная, что это за дело, я буду носить карабин, патронташ, хоть это не очень красиво, но чтобы с печатью и с надписью “Наш” была мне дарована ксива. За это я верою, правдой, добром, руками, ногами, пером, топором, погромом – коль будет вам нужен погром – служить обязуюся благу! Век воли не знать, разрази меня гром».

      Вы примете эту присягу?

      Не надо ни денег, ни новых портков, ни порции гурьевской каши, ты только одно объясни мне, Сурков: гожусь я теперича в «Ваши»?

      ПРИГЛАШЕНИЕ

      Март 2005. Президент посетил фронтовую разведчицу Антонину Ефремову, подарил ей «волгу», поцеловал у нее орден и принял в дар банку варенья. Есть предложение пойти дальше. Президента – в каждый дом! И жизнь будет искриться, как шампанское, хлещущее фонтаном из рога изобилия.

      Я жажду, чтоб ко мне приехал Путин. Ведь боги у людей порой гостят? Хочу, чтобы со мною взял на грудь он по двести грамм. Ну, пусть по пятьдесят. Мы с Путиным не виделись доныне. Я до сих пор не знаю: он какой? Ведь в Серпухов он съездил к Антонине Ефремовой? А я ведь под рукой! Вошел бы, дружелюбен и нестрашен, в мой отчий дом в одном из тихих мест. Сказал бы, что подъезд давно не крашен (и тотчас бы покрасили подъезд). Сказал бы, что мои стихотворенья порой длинны, но в целом хороши. А я бы вынул баночку варенья и дал ему – бесплатно, от души. Или грибков – по августовской рани я сам собрал их, не жалея сил. Он дал бы их попробовать охране, а после, может, сам бы надкусил. И молвил бы: «Ну ладно, Дмитрий Львович, московский, с позволения, поэт. Конечно, ты тенденцию не ловишь и толку от тебя большого нет, не знаешь меры ты по части блуда, в крови твоей бесчинствует Сион – но бог с тобой, пиши себе покуда. Хотя в грибах ты более силен». Как я расцвел бы от таких диковин! Я стал бы так возвышен и духовен, как после первой рюмки – алкаши! Вбежал бы в «Огонек»: «Ты слышал, Вдовин? Сам президент мне разрешил – пиши!» А Вдовин бы ко мне навстречу вышел и с мимикой безжалостной судьбы ответил так: «Да ладно, все я слышал. Писать – пиши, но только про грибы».

      Еще предвижу я вопрос от Влада, который скажет эдак не без яда: «Все это не лояльность, а корысть!» – «Мне ничего от Путина не надо!» – отвечу и в лицо ему – хлобысть! Корысти нет. Мне, что ли, не с кем квасить? Варенья, что ль, другим не отнести ль? Я, что ли, не могу подъезд покрасить? Я просто не