Мелочи жизни. Михаил Салтыков-Щедрин

корму до новой травы не хватит; наконец, мёленка, которая, покуда он осматривал имение, работала на оба постава и была завалена мешками с зерном, – молчит.

      – Воды только на один постав и хватает, да и для одного-то помольцев нет, – говорит мельник. – Какая это мельница! Только горе с ней!

      – Как же при мне она на оба постава работала, да и зерна было навезено вдоволь?

      – А мы дня два перед тем воду копили, да мужичкам по округе объявили, что за полцены молоть будем… вот и работала мельница.

      – Мы и сами в ту пору дивились, – сообщает, в свою очередь, староста (из местных мужичков), которого он на время своего отсутствия, по случаю совершения купчей и первых закупок, оставил присмотреть за усадьбой. – Видите – в поле еще снег не тронулся, в лес проезду нет, а вы осматривать приехали. Старый-то барин садовнику Петре цалковый-рупь посулил, чтоб вас в лес провез по меже: и направо и налево – все, дескать, его лес!

      И батюшка, пришедший с просвирой поздравить его с приездом, присовокупляет:

      – И у меня, грешным делом, вертелось на языке: погодите до тепла, не поспешайте! Но при сем думалось и так: ежели господин поспешает – стало быть, ему надобно.

      Словом сказать, совсем он не то купил, что смотрел.

      Но повторяю: наследственное ли имение или благоприобретенное, во всяком случае, надо начать с домашней обстановки, отложив на время мечты об усовершенствованных приемах полеводства, об улучшении породы скота и т. п. Все в упадке: и дом, и скотный двор, и службы, все требует коренного, серьезного ремонта.

      Целое лето кипит в доме работа. Помещик перебрался на одну половину дома, а другую предоставил в распоряжение плотников и маляров. С зарею раздается стук топоров, пение песен, а из отворенных окон валит едкая пыль. Плотники подняли полы и рубят новые накаты, кровельщики влезли на крышу, звенят железными листами, вбивают гвозди. На днях приедут штукатуры и маляры – и ад будет в полной форме. У детей с утра до вечера головки болят; днем в хорошую погоду они на воздухе, в саду, но в дождь приюта найти не могут.

      – Надо же примириться с этим, – утешает помещик, – ведь мы не на один год устраиваемся!

      Но что всего чувствительнее – уходит масса денег, и нет уверенности, что они уходят производительно. Не успели покончить одну работу, как в перспективе уже виднеется другая. И все такие работы, которые представляют только безвозвратную трату. Везде – подлость, мерзость, обман. Плотники работают кое-как, маляры на целую неделю запоздали. Помещик за всем смотрит сам, но его обманывают в глаза. Он и понимает, что его обманывают, но что-то в этом обмане есть такое, чего он раскрыть и объяснить не может. Приходится махнуть рукой и сказать себе: "Ах, хоть бы поскорее кончилось!"

      Покуда в доме идет содом, он осматривает свои владения. Осведомляется, где в последний раз сеяли озимь (пашня уж два года сряду пустует), и нанимает топографа, чтобы снял полевую землю на план и разбил на шесть участков, по числу полей. Оказывается, что в