Небеса в единственном числе. Михаил Блехман

шарм в стиле Аннабеллы или Мари Джоли.

      – Ты, Агальтинова, разнузданнейшая особа, – похвалила я Римку. – Стиляга без страха и упрёка.

      Светка возразила:

      – Ты что, Анька, стилягами называли мужиков! А нас – побоюсь даже сказать, как. Ну, то есть не то чтобы непосредственно нас, а нас как класс.

      – Это зависит от системы ценностей называющего, – не стала я спорить. – Вернее, бесценностей.

      Мы вышли из бьющих по не одному месту дверей, толпа рассосалась, и можно было подвести итоги.

      – Так вот, Южина, – сказала Светка, когда мы прошли первый памятник и пошли в направлении второго, – ты, оказывается, – гремучая смесь буржуазной националистки с великодержавной шовинисткой.

      Надо же! Что-то, значит, всё-таки услышала. Я целиком, как говорится, и полностью согласилась:

      – И это мне говорит великодержавная сионистка!

      Гельфандша громогласно расхохоталась – в радиусе метров двадцати никого не было, поэтому хохотать позволялось на любую тему:

      – Прошу называть меня просто пархатой казачкой.

      – А меня, – добавила Римка, – безродной космополиткой.

      Мы со Светкой остановились и неодобрительно посмотрели на неё.

      – Какая же из тебя безродная космополитка? – осадила её Гельфанд. – Агальтинова не может быть космополиткой.

      – Разве что просто безродной, – поставила я точку, и мы захохотали так, что железнодорожница выбежала из своего домика узнать, не случилось ли чего с поездом.

      – Вчера по «Голосу» Кэта Стивенса передавали, – сообщила Римка.

      – Неужели не глушили? – удивились мы.

      – Нет, я даже записала. Могу дать послушать, если будете продолжать называть меня разнузданной стилягой. Ну, я побежала, у меня вечером – важное дело, нужно халат привести в порядок.

      Мы знали, что Агальтинова в гости ходит с халатом и тапочками, и всё это умещается в её кубическом ридикюле.

      – Ты называешь удовольствие делом? – усмехнулась Светка.

      – Самое главное дело в нашей жизни – это получение удовольствий, – пояснила Римка и ушла, что-то нащупывая в кармане джинсов, – возможно, соверен на дорогу.

      6

      Интересно, что значит «бишь»? Не как часть слова вроде «любишь», а как полноценное слово. Вот решила сказать: «Так о чём бишь это я?» – и рассмеялась сама себе. До чего же трудно временно перестать быть лингвистом! Наверно, перестать постоянно – было бы проще, но я не соглашусь даже на временно.

      Итак, я шла с пары по теории перевода и думала, как бы я, будь я на месте Ивана Кашкина, а лучше – на своём, перевела название моей любимой пьесы.

      «Как важно быть серьёзным» – с профессиональной точки зрения так же несерьёзно, как и «Как важно быть Эрнестом». Что ж поделаешь, если автор любит играть словами, а многие слова для игры не подходят? Это в английском языке «Эрнест» и «серьёзный» – на слух одно и то же, и было бы грешно не поиграть ими. А в русском было бы грешно наоборот.

      Он жутко волновался,