Раз-Два. Роман. Игорь Елисеев

у меня зуб на зуб не попадал от леденящего душу страха. Сзади незаметно подкралась Спринтерша и хрипло процедила сквозь стиснутые зубы:

      – Укажешь на меня – сгною!

      Мне захотелось убежать, перепрыгнуть через забор и закопаться брюхом в гнилую листву, но сдвинуть тебя с места не представлялось возможным.

      Примерно полчаса спустя, когда Адольфовна и Марфа Ильинична заглянули в нашу палату, каждый стоял возле своей кровати, беспомощно наблюдая за происходящим. Дальше разыгралась сцена в духе безжалостных средневековых притч. Заведующая женским отделением, – немолодая уже женщина, обливаясь потом, нехотя переворачивала содержимое наших тумбочек, а дотошная директорша, будто малым рентгеном, настойчиво сканировала их содержимое. Вскоре к ним присоединилась воспиталка, и они принялись ковыряться втроём, методично отодвигая койки. И пока Адольфовна шарила у стен, Марфа Ильинична простодушно озиралась и перетаптывалась с ноги на ногу.

      – А вот и виновный! – воскликнула Адольфовна и двумя ухоженными ногтями, словно филателистическим пинцетом, победоносно подняла с пола фантик.

      – Мы должны что-то сделать, – шепнула я и, не дождавшись ожидаемой реакции, дёрнулась, как вошь на гребешке, и отчаянно выпалила: – Она не виновна. Это сделала я.

      – Неужели? – наигранно изумилась Адольфовна. – Тогда что здесь делает это?

      И она демонстративно показала на смятую обёртку от конфеты, предательски завалившуюся под Спринтерскую койку.

      – Подбросили.

      Тишина и ни слова в ответ. И тогда, ввиду полного отсутствия реакции, давясь клокочущим страхом, как вспоминают плохо заученный стих, я принялась сбивчиво декламировать своё чистосердечное признание:

      – Украв ключи, я забралась в кабинет, взяла две конфеты из коробки, съела их, а затем вернула ключ на вахту. Больше я ничего не брала, и кроме меня там никого не было. А моя сестра здесь ни при чем, – нерешительно добавила я; в нашем случае нелепое дополнение.

      Адольфовна слушала холодно и сурово и, конечно, не верила ни единому слову. Но поделать ничего не могла – вахтёрша видела только нас двоих, а мелочность и комичность происходящего нервировала её всё больше и больше.

      – Тяжело же вам придётся в нашем дружном коллективе, трудно и тяжело, – проницательно заметила она, хмуря лоб и пронзая нас острым, как булавка, взглядом. – Затем немного помолчав, будто давая нам время устыдиться и постепенно привыкнуть к своему утверждению, она громко объявила:

      – Виновных ждёт наказание – десять суток в изоляторе, с посещением всех школьные занятий.

      «Война войной, а уроки по расписанию!» – подумала я и обернулась к Спринтерше, но та угрюмо смотрела в окно, её руки заметно дрожали.

      В те времена, как это ни покажется странным, подростки в школе-интернате старались не отставать от школьной программы. Удовлетворительные отметки помогали поступить