Раз-Два. Роман. Игорь Елисеев

отпускал, до баб доискивался, а бабы у нас те ещё «боевые подруги» – столько лет без мужика! Ну а потом его чёрные ручища пошли и по нашим деткам. Вы только вдумайтесь: деткам! Я сам терпеть не могу таких «художеств» и действую всегда начистоту. В общем, рассвирепел я чуток и ударил его в ненасытное брюхо, а потом ещё раз и ещё, пока он ужом извивался у двери. Следственный комитет завёл известное дело. Казалось, что дни мои сочтены, и вдруг экая невидаль – заступился за меня кто-то сверху или, в самом деле – некое чудо, уж не скажу наверняка, да только вскоре пришла благая весть: высшие власти отсылают меня в специнтернат, тогда я ещё не был здесь главным. Так что жизнь моя оказалась, в конечном счёте, не такой уж бесполезной. Всё сносно, а главное – я по-прежнему нужен стране.

      Увлёкшись рассказом, он совсем забыл, что всё это время мы покорно стоим на весах; очевидно, этот добродушный забывчивый старичок просто не ведал об относительности времени.

      – А теперь, бегом марш, мыться! – скомандовал он, заметив томившуюся в дверях Марфу Ильиничну.

      Выйдя из душевой, мы обнаружили два комплекта одинаковой одежды – нашу ежедневную форму. Из прорезей на штанах, ловко надрезанных по бокам, виднелись две самодельные тесёмки, верхняя часть представляла собой две просторные рубашки серого цвета. Помогая нам одеться, заведующая хмуро разглядывала грязную надпись, выведенную аккуратным шрифтом, затем порывшись в бездонном шкафу, вытащила на свет две пары башмаков, стёрла со стены высокую непотребность, вздохнула с облегчением и успокоилась.

      Столовая к нашему приходу совсем опустела – к этому моменту время, отведённое «интернатовцам» на ужин, подошло к концу, и все дружно разошлись по своим палатам. На ужин мы получили полную тарелку картошки с двумя тощими котлетами и две тарелки холодной ухи. Уха оказалась неожиданно вкусной, но была почему-то совсем без рыбы. И пока, голодные, мы уплетали изысканные блюда, Марфа Ильинична мило щебетала с необъятного размера поварихой – женщиной с квадратными плечами и напотевшими полукружьями в подмышках халата; наконец, обнаружив перед нами пустые тарелки, она дружелюбно улыбнулась, обращаясь к своей прямоугольной собеседнице:

      – Милочка, принеси им, что ли, два чая.

      Словно подчиняясь неведомому закону сохранения пищевой симметрии, берущему своё начало от безрыбной ухи, крепко заваренный чай оказался не сладким. Зато столовая впечатлила – не столовая, а концертный зал. И это неуместное сравнение оказалось впоследствии верным: иногда по вечерам скучающие медсёстры, нарядившись в красивые платья и туфли на высоком каблуке, устраивали здесь настоящие танцульки.

      После неаппетитного, но сытного ужина, Марфа Ильинична фактически втолкнула нас в многоместную палату и заботливо прикрыла дверь. Внутри на одинаковых койках сидели, а кто-то полулежал, разновозрастные представительницы прекрасного пола; несколько надменного