Анна Каренина. Том 1. Части 1-4. Лев Толстой

ничего так не желал бы, как этого, ничего. Это лучшее, что могло бы быть.

      – Но ты не ошибаешься? Ты знаешь, о чем мы говорим? – проговорил Левин, впиваясь глазами в своего собеседника. – Ты думаешь, что это возможно?

      – Думаю, что возможно. Отчего же невозможно?

      – Нет, ты точно думаешь, что это возможно? Нет, ты скажи все, что ты думаешь! Ну, а если, если меня ждет отказ?.. И я даже уверен…

      – Отчего же ты это думаешь? – улыбаясь на его волнение, сказал Степан Аркадьич.

      – Так мне иногда кажется. Ведь это будет ужасно и для меня и для нее.

      – Ну, во всяком случае, для девушки тут ничего ужасного нет. Всякая девушка гордится предложением.

      – Да, всякая девушка, но не она.

      Степан Аркадьич улыбнулся. Он так знал это чувство Левина, знал, что для него все девушки в мире разделяются на два сорта: один сорт – это все девушки в мире, кроме ее, и эти имеют все человеческие слабости, и девушки очень обыкновенные; другой сорт – она одна, не имеющая никаких слабостей и превыше всего человеческого.

      – Постой, соуса возьми, – сказал он, удерживая руку Левина, который отталкивал от себя соус.

      Левин покорно положил себе соуса, но не дал есть Степану Аркадьичу.

      – Нет, ты постой, постой, – сказал он. – Ты пойми, что это для меня вопрос жизни и смерти. Я никогда ни с кем не говорил об этом. И ни с кем я не могу говорить об этом, как с тобою. Ведь вот мы с тобой по всему чужие: другие вкусы, взгляды, все; но я знаю, что ты меня любишь и понимаешь, и от этого я тебя ужасно люблю. Но ради бога, будь вполне откровенен.

      – Я тебе говорю, что я думаю, – сказал Степан Аркадьич, улыбаясь. – Но я тебе больше скажу; моя жена – удивительнейшая женщина… – Степан Аркадьич вздохнул, вспомнив о своих отношениях с женою, и, помолчав с минутку, продолжал: – У нее есть дар предвидения. Она насквозь видит людей; но этого мало, – она знает, что будет, особенно по части браков. Она, например, предсказала, что Шаховская выйдет за Брентельна. Никто этому верить не хотел, а так вышло. И она – на твоей стороне.

      – То есть как?

      – Так, что она мало того что любит тебя, – она говорит, что Кити будет твоею женой непременно.

      При этих словах лицо Левина вдруг просияло улыбкой, тою, которая близка к слезам умиления.

      – Она это говорит! – вскликнул Левин. – Я всегда говорил, что она прелесть, твоя жена. Ну и довольно, довольно об этом говорить, – сказал он, вставая с места.

      – Хорошо, но садись же, вот и суп.

      Но Левин не мог сидеть. Он прошелся два раза своими твердыми шагами по клеточке-комнате, помигал глазами, чтобы не видно было слез, и тогда только сел опять за стол.

      – Ты пойми, – сказал он, – что это не любовь. Я был влюблен, но это не то. Это не мое чувство, а какая-то сила внешняя завладела мной. Ведь я уехал, потому что решил, что этого не может быть, понимаешь, как счастья, которого не бывает на земле; но я бился с собой и вижу, что без этого нет жизни. И надо решить…

      – Для чего же ты уезжал?

      – Ах, постой! Ах, сколько мыслей! Сколько надо спросить! Послушай. Ты ведь не можешь представить себе, что ты