Хроники Дерябино в трех частях. Часть 2. Дежавю. Лариса Сафо

стопы в редакцию дерябинской газеты «Особый путь», потерпев сокрушительное поражение от устоявшей под народным напором двери.

      Тем временем город млел под лучами первого весеннего солнца. Бездомные коты грелись на крышках канализационных люков. Осоловевшие воробьи доверчиво клевали из мозолистых рук зёрнышки. Белоснежными фрегатами рассекали асфальтовую гладь голуби и раскрасневшиеся мамаши катили коляски с безмятежно посапывающими детьми по аллеям парков. А из патриотично настроенного кафе «А, ля Рус» тянуло ароматом свежевыпеченных сладких булочек-жаворонков – предвестников набирающей силу весны.

      И токмо громогласный рокот мегафона с проезжающего по центральной улице города автомобиля злокозненно портил эту идиллическую картину. Отдалённо напоминающий голос редактора нелегального издания «Вилы» львиный рык доносился из открытого окна средства передвижения вставшими рогатиной призывами:

      – Дерябинцы! Не отдадим наш достославный город на поругание соглашателям и национальным предателям! С честью пройдём сквозь все испытания и сохраним своё единство перед мурлом внешней угрозы. Не поддавайтесь на либеральные посулы, товарищи! Избегайте призванных «майдануть» городской люд провокаций!

      Это был превентивный дебют Прокопия Сидоровича на политической сцене – никаких провокаций в реальности не наблюдалось, равно как и народных волнений. Но окрашенные патриотизмом кличи произвели на решительно шествовавших к общественному рупору граждан умиротворяющее действие. Они расслабились и разбрелись по домам. И напрасно Софья Марковна кружила над ними разъярённой фурией, а обезображенный шпиц заливисто лаял. Массы остались безучастны и немы.

      Глава 2

      А тем временем в общественной атмосфере сложилась, как сказал бы многомудрый Кант, антиномия. С одной стороны – «шагреневой кожей» сжималось материальное благополучие, с другой – птицей Феникс душа пела от возрождающегося величия страны. Они сошлись в рукопашной схватке, и от этой баталии сумеречное состояние городского люда делалось ещё мрачнее. К тому же оно отравлялось пережитым в конце прошлого века перееданием плодов либеральных мичуринцев: дерябинцы никак не могли избавиться от неудержимых рвотных позывов и по сей день.

      В подобном состоянии пребывал и кладбищенский местный сторож Игнат Васильевич Безрукий. В прошлом году он призывал городской люд покаяться и отринуть от себя сытое брюхо во имя именин души. На тот момент горожане его агиткам не вняли, пока неумолимый ход событий не поставил перед ними выбор естественным путём. Посему Игнат Васильевич посчитал свою миссию выполненной и находил еженощное отдохновение в общении с ушедшими в мир иной согражданами.

      Некоторых из них он знавал при жизни лично, с иными познакомился по месту вечной прописки. Вглядываясь в жизнерадостные фото покойников на православных крестах, Игнат Васильевич вывел собственную формулу оптимизма: