Адвокат инкогнито. Наталья Борохова

глаз. – Или все-таки что-то стали припоминать, а?

      – Нет, я действительно ничего не помню! Но если я еще допускаю мысль, что по пьянке мог изнасиловать ее, то, хоть убейте, не могу себе представить, что собирался ее задушить. Я не преступник!

      – Ну, хорошо, хорошо, – примиряюще откликнулся следователь. – Может, дамочка слегка сгустила краски. Мы, конечно, вам статью про покушение пока укажем. Не можем же мы игнорировать ее заявление! Но потом судья все это из обвинения уберет, и вы уйдете домой. Я тоже считаю, что вам незачем было ее убивать.

      – Что от меня сейчас требуется? – устало спросил Аркадий.

      – Всего ничего, – заявил Чирков. – Вы напишете заявление, в котором изложите события той самой ночи. Если плохо помните, можете указать все в общих чертах. Выпил, изнасиловал… Мы разберемся. А потом мы при адвокате вас официально допросим, и вы все повторите под протокол. Лады?

      – Так, значит, у меня будет адвокат? – Аркадий словно почувствовал глоток свежего воздуха.

      – Будет. Самый лучший, – заверил его следователь. – Хотите, я вам даже посоветую, кого пригласить? Шустрый защитник. Дела решает, как семечки щелкает. Кстати, бывший прокурорский работник. Вы с ним быстро найдете общий язык.

      – Я в принципе согласен.

      – Тогда вот вам бумага. Быстренько пишите свое чистосердечное признание, а я вызвоню пока адвоката. Да поспешите! Глядите, какая погода на улице хорошая, – подмигнул Чирков. – К вечеру будете дома с женой чай пить…

      Он осекся на последней фразе, видимо, посчитав, что вряд ли его подследственного дожидаются вечером чай и блины со сметаной из рук улыбчивой, всем довольной жены. Потом следователь смущенно крякнул и исчез за тяжелой дверью с круглым стеклянным окошечком посередине…

      Глава 6

      Аркадию Александровичу пришлось исписать за свою жизнь немало бумаги. Это были короткие заметки, проекты научных статей, деловые послания, письма, записки жене и детям. Но то, что он писал сейчас, сидя в душном боксе изолятора временного содержания, не шло ни в какое сравнение с тем, что ему доводилось сочинять, и вызывало в нем чувство, подобное омерзению.

      «Мы познакомились с потерпевшей на банкете по случаю дня рождения моей жены» – образовалась на чистом листе первая фраза. Какой же он подонок, если на дне рождения жены знакомится с другой женщиной… И с кем! Немолодая, некрасивая, пухлая. Словом, рядом не стояла с его Викторией. Он вспомнил, какие здравицы пели ей собравшиеся на банкете гости, какими комплиментами осыпали ее. Безусловно, его жена заслуживала все те похвалы, которые получала. Вот только вряд ли она ожидала такой выходки от собственного мужа, который, воспользовавшись ее недолгим отсутствием, умчался за первой попавшейся ему на глаза юбкой.

      «Мы пришли в номер, и я повалил Кислову на кровать, пытаясь содрать с нее одежду». Так, что ли, просил написать следователь? Хорошо, что он не требует с него подробности, а великодушно разрешает ограничиться лишь общими фразами. «Я изнасиловал ее в естественной и извращенной форме», – написал он. Боже, до чего он дошел! Неужели ему придется описывать